Неужели Шевченко, наконец, прозрел?

Наконец-то у Максима Шевченко появилась возможность посмотреть на все собственными глазами, а не ориентироваться на лживые стоны вахов, которым он имел глупость доверять. Он посмотрел своими глазами, и вот к чему это привело — к развенчанию усердно насаждаемых в общественном сознании мифов. Причем развенчанию тем самым человеком, который на страницах Кавполита их усердно пропагандировал.

Хаджалмахинское погружение

Главный редактор «Кавказской политики» рассказывает о том, что он увидел, посетив одно из скандально известных сел Дагестана

Жизнь дагестанского села Хаджалмахи отразилась в СМИ трагическими историями о кровавых расправах, терроре подполья, финансовых пирамидах и вооруженных властью до зубов селянах, развязавших гражданскую войну внутри отдельно взятого населенного пункта на территории Российской федерации.

Репортажи «Новой газеты», «Черновика», федеральных телеканалов, да и, надо признаться, «Кавполита», заставляли думать, что в Хаджалмахи происходит нечто, выходящее за рамки здравого смысла и логики нормальной жизни. Нечто, что невозможно понять, не побывав в селе и не переговорив с его жителями с глазу на глаз.

В принципе, так и оказалось. Итогом моей поездки в Хаджалмахи стало гораздо более объемное видение не только хаджалмахинской трагедии, но и всего происходящего в Дагестане.

В силу обстоятельств я не буду называть имена многих людей, с которыми беседовал – это может стоить им жизни. Имена должностных лиц и так всем известны, равно как и представителей подполья.

Я попытаюсь рассказать о мифах, распространяемых о Хаджалмахи, и о том, что мне удалось узнать и понять, исследуя эти мифы.

Понимаю, что многим этот текст не понравится, но у меня нет задачи угодить властям или оппозиции. Просто очень жалко трудолюбивых, порядочных, достойных хаджалмахинцев, оказавшихся в тяжелейшей ситуации – между крокодилом и тигром. И с честью, на мой взгляд, из этой ситуации выходящими.

Конечно, в тексте будут неточности, но главное, что я хотел сказать и показать – это то, что человеческое терпение имеет предел и способность людей к совместному действию ради благих целей всегда преодолевает хаос и насилие.

Одно из самых больших дагестанских сел, Хаджалмахи, стало известным на всю Россию в связи с огромной финансовой пирамидой, выкачавшей из дагестанцев около 24 млрд. рублей и организацией хаджалмахинцами народных отрядов самообороны.

Некогда тут был колхоз-миллионер, славившийся как и многие в этой местности абрикосовыми — персиковыми садами и большим консервным заводом. Да еще, разумеется, знаменитой левашинской капустой.

Завод нынче – развалины в середине села. По слухам, его выкупил кто-то из богатых, но кто, когда, за какую цену и что собирается с ним делать – никто в Хаджалмахи не знает.

От колхоза остались жалкие наделы земли, разрезанные между пайщиками. Их обрабатывают как и триста лет назад – мотыгами. На прямоугольниках капустных полей — согнувшиеся в три погибели крестьяне, в основном, женщины.

Доход с такого надела варьируется от 50 000 до 300 000 рублей за сезон – то есть мизерный. Семью (а они здесь большие) не прокормишь.

Архаизация традиционных форм хозяйствования чудовищная – неспособность людей к кооперативной форме организации труда, разобщенность усилий по обработке земли отбросили село в доиндустриальную эпоху: каждый за себя и каждый по себе.

Системы мелиорации, создававшиеся советской властью, пришли в упадок и все вообще напоминает пейзаж из какого-нибудь романа Стивена Кинга из цикла «Темная башня»: кругом обломки цивилизации «Великих древних», какие-то устройства и развалины, но как ими пользоваться, никто не знает.

Но при этом на фоне деградации, архаизации и обломков «великих древних» у местных жителей – пистолеты, винтовки, телефоны. А в окрестных лесах – бандиты. Так что, все-таки – Кинг…

Из 10 000 населения в Хаджалмахи официально около 160 с небольшим работающих. В основном, это госслужащие.

Остальные, естественно, вкалывают в поте лица, но сельхозугодья ощутимого дохода не приносят. Иные типы деятельности – транспортные перевозки далеко от дома, финансовые операции, чреватые проблемами.

Последнее – конек хаджалмахинцев. Обменные валютные пункты в Махачкале – в недавнем прошлом, в основном, хаджалмахинские. Даже улицу так называли между собой, неформально – хаджалмахинская.

И именно это село стало местом кровавых событий, эхо которых разнеслось по стране.

Кровавое эхо

Цепь убийств, сначала сторонников традиционного ислама, потом поклонников салафитского ислама, привлекла к селу всеобщее внимание.

Слухов было много.

Например, ходил слух, что награбив в ходе организации финансовой пирамиды денег, хаджалмахинцы, вооружившись, чтобы не отдавать долги Дагестану, убивают всех и каждого, кто сунется к ним в село.

А борьбу с ваххабизмом и терроризмом используют для самозащиты от назойливых кредиторов.

Или вот такой был слух – власть раздала оружие людям вместе с правом пить спиртное от пуза и развязала кровавую расправу над исламской оппозицией.

Убийства покрываются сверху, разнузданные вооруженные толпы устроили по селу террор снизу.

Говорили о забитом в мечети до смерти молодом парне, которого отец привел поговорить с активистами народной самообороны. Якобы он был смиренным мусульманином, а именно за этого его и убили.

Говорили о сожженных домах сторонников салафитского ислама, о расстрелянной и брошенной в реку жене одного из видных салафитов, о запуганных людях, вынужденных бежать из села.

О похищении двух видных активистов салафитского направления ислама и последующем обнаружении их тел со следами пыток в Лакском районе.

Говорили о расстрельных списках и даже публиковали их копии в газетах и в интернете.

Меня интересовали три вопроса:

Зарегистрировала ли прокуратура факты насильственной смерти граждан?

Раздавала ли власть гражданским лицам автоматическое оружие?

Являются ли финансовая пирамида и гипотетические долги села перед Дагестаном причиной создания отрядов народной самообороны?

На все три вопроса я получил ответы и погрузился в такое знание ситуации, которое приоткрыло завесу над страшными и профану непонятными тайнами дагестанской жизни.

Визит к прокурору

Жители Хаджалмахи не хотят беседовать с журналистами, они им не верят – так запугивали меня в Москве.

Помощь в расследовании пришла из Комиссии по примирению и согласию при Президенте Дагестана, которую курирует вице-премьер Рамазан Джафаров.

Сам в прошлом офицер-пограничник, он сразу же выделил для поддержки машину и сопровождающего – руководителя одного из департаментов Комиссии, тоже в прошлом пограничника, Гаджи Гаджиева.

Я поехал в Хаджалмахи как член Совета по правам человека при Президенте РФ и начал с прокуратуры Левашинского района, с вопроса о регистрации случаев насильственной смерти.

Вежливый заместитель прокурора сказал, что все смерти за последние несколько лет зарегистрировались, а вот женщина, труп которой был найден в реке – в юрисдикции прокуратуры соседнего Гергебельского района.

Всего, начиная с 12. 11. 2012 года (с убийства имама мечети с. Хаджалмахи Алиева Г. А.) возбуждено восемь уголовных дел.

И это, включая случай в мечети, когда некоторые из собравшихся там стали избивать парня, приведенного отцом, якобы для покаяния «в ваххабизме» (возбуждено 26.06.2013 по признакам преступления, предусмотренного ч.1 ст. 111 УК РФ, по факту причинения тяжкого вреда здоровью Магомедову М. Ю. в связи со смертью потерпевшего, переквалифицировано на ч. 4 ст. 111 УК РФ).

По поводу сожженных домов (пожары от 03.08.2013 и 06.08.2013 зданий, принадлежащих Гасангаджиевой П. Г. и Ахмедову Б. Д.), как заявили в прокуратуре, «проводятся процессуальные проверки, окончательное решение по этим фактам будет принято по установлению причин пожаров».

В любом случае, первый миф о том, что власть саботирует расследование убийств, избиений, запугиваний и сожжений домов и не заводит уголовные дела, оказался несостоятельным.

Нравится это некоторым или нет, но все задокументировано и запротоколировано.

Список всех дел, представленный прокуратурой, собственно, можно посмотреть здесь.

Другое дело, оставался вопрос — не потакает ли власть предполагаемым и воспетым журналистами погромщикам? Не натравливает ли она граждан России друг на друга? Для того чтобы выяснить это, мы остановились перед главной мечетью Хаджалмахи.

Неожиданный коленкор

Журналистов, беседующих с местными жителями, объединившимися в народные дружины, в Хаджалмахи было немного. Собственно, удивительным образом оказалось, что я чуть ли не первый.

Поэтому и лед недоверия ко мне как к представителю профессии, по мнению хаджалмахинцев, «обалгивающей» их, растопить оказалось непросто.

Но разговор постепенно раскачивался. В кабинет главы поселения Ахмеда Омарова стали собираться люди.

Я не называю их имен и не показываю их лиц – прежде всего потому, что существует угроза их жизням. Я не знаю, правду они говорили или нет (основания не доверять этим простым крестьянам лично у меня отсутствуют).

Но их история показалась мне одновременно и трагической, и поучительной.

И вот, что они поведали…

Все проблемы села начались примерно с 2008 года. До этого в Хаджалмахи не было ни ваххабитов, ни подполья, ни террористов.

Точнее так – салафиты или причисляющие себя к последователям «чистого ислама» были. Но конфликта с джамаатом (так называется в Дагестане сельская община) у них не возникало.

Основателем этой группы, ее духовным вдохновителем и зачинателем был хаджалмахинец Тагир Тимирчиев, близкий в свое время к Надиршаху Хачилаеву. После отбытия срока за пособничество участникам НВФ он вернулся в село и стал проповедовать свою версию ислама.

В принципе, это не вызывало ни у кого серьезного протеста – в даргинских селах не распространено влияние суфийских орденов, популярных среди аварцев или кумыков. В каждом селе свой тафсир (свое понимание ислама и норм его применения в жизни), свой, как говорят жители, шариат.

Десятитысячное Хаджалмахи имеет более десятка мечетей. Выделили место под строительство своей, салафитской и вновь образовавшейся группе.

Принцип хаджалмахинцев – не доставай другого и не лезь в его жизнь. Веришь по-своему – верь, другого не заставляй.

Даргинский ислам весьма демократичен – с Духовным управлением мусульман Дагестана, находящегося под полным контролем суфийских шейхов, ассоциирующихся с аварским селом Чиркей (наиболее известный из них, Саид-афанди — был убит год назад смертницей в своем доме), у большинства даргинских сел отношения вежливого невмешательства.

Молодежь потянулась к новому веянию, и вскоре салафитская группа стала насчитывать примерно 30 мужчин. Численность ее серьезно не увеличивалась, проблем ее участники не доставляли.

Странным было то, что уходили молиться в окрестные горы и, «входя в Ислам», начинали разговаривать с односельчанами несколько свысока, как будто постигнув свет некоей истины, недоступной грубым профанам.

Хаджалмахинцы посмеивались, но вреда от религиозных энтузиастов не видели.

Ситуация резко изменилась с появлением Магомеда Абдурахманова.

Здесь внимание, читатель!

Само по себе, это имя мало что кому говорит, но сегодня, наверное, каждый помнит чудовищную пленку из Сирии, на которой бородатый и волосатый гигант, отрезает головы двум католическим монахам.

Это, по словам жителей Хаджалмахи, их соотечественник — более семи лет проработавший… сотрудником отдела по борьбе с экстремизмом!!!

Тайны, тайны…

— Свирепый он был, ох, свирепый! Боролся с ваххабитами как зверь, все с оружием ходил… — делятся воспоминаниями о своем всемирно прославленном сирийскими зверствами односельчанине.

— Так он ли это? – сомневаюсь. – Ведь говорили, что лезгин какой-то! И уверяли, и фамилию называли.

— Он! Он! – чуть не кричат хаджалмахинцы. – Мы его с детства знаем, всегда был такой важный. Отец-то у Магомеда начальником РОВД Левашинского района состоял. Да и все его родственники – сотрудники, сами понимаете чего…

Несколько потрясенный, уточняю – о том ли «сирийском мяснике» идет речь? Видели ли ходжалмахинцы знаменитое видео?

— Как не видеть! — горячится крепкий мужик лет сорока. – Кореш он мой был, сосед! Я его сразу узнал.

Выяснилось в ходе бурного обсуждения, что Абдурахманов Магомед Закирович работал (по словам хаджалмахинцев, перепроверить в УВД не довелось, каюсь) в 6-ом отделе и специализировался на борьбе с экстремизмом.

Славился непримиримостью и суровостью, переходящей в жестокость. Но примерно в районе 2008 года пошел слушок, что с МВД у него вроде как конфликт вышел.

Хаджалмахинцы не поверили – Магомед как ходил с автоматом свирепый и неприступный, так и продолжал ходить, как носил в кармане красную корочку, так ее и не выкидывал.

Странным стало то, что от решительной борьбы с экстремизмом и ваххабизмом, этот свирепый гонитель салафитов внезапно сам начал проповедовать «чистейший ислам» и досаждать жителям села упреками в неправильном вероисповедании.

— Ага, — сказали себе смекалистые хаджалмахинцы, — это задание у него такое. Поручили ему.

И, этак с хитрецой, прищурились, почувствовав себя участниками некоей «операции Трест»…

Тем временем бывший «цэпешник» отмораживался в плане пропаганды самого что ни на есть экстремизма настолько круто, что даже в законопослушные умы хаджалмахинцев закрались сомнения – а правильно ли они все понимают?

Нет, конечно, пути и замыслы органов неисповедимы, но все-таки, странно как-то – с автоматом, бородой и корочкой ходит по селу мужик, проповедует ваххабизм самого радикального свойства, а никто его не трогает?

Тут как раз Абдурахманов и приступил к созданию, как говорится, устойчивого криминального сообщества, в просторечии именуемого «банда».

И начались для хаджалмахинцев по-настоящему черные дни…

Черные дни

Тьма и кошмар, впрочем, пришли не сразу – году, примерно, к 2010–му.

Сначала, как водится в Дагестане, стали присылать флешки.

На флешках бородатые и вооруженные люди, грозно цитируя суры Корана на арабском, требовали дать денег на джихад.

Не было сомнений, что их осведомленность о жизни села весьма обстоятельна.

Тут как раз, по словам жителей Хаджалмахов, отец бывшего борца с экстремизмом, а ныне самого, что ни на есть отъявленного экстремиста, сказал ему, чтобы он катился куда подальше, то есть уезжал. Что он, судя по сирийским видео, и сделал…

Но, как говориться, черт ускакал — проблемы остались.

Хаджалмахи — не бедное село. И оборачиваться с деньгами его жители умели.

Но слухи о богатстве всегда преувеличены.

— Они думали, что из-за пирамиды мы тут все миллиардерами стали! – грустно усмехаются мои собеседники.

— А это не так?

— Куда там! Те, кто пирамидчики — их и след простыл уже!

— Так, а вы -то не при деньгах остались?

— Я сам пять лимонов потерял! А я – четыре! А я – два… Три… — несется со всех сторон. – Дураками были, с «приорами» этими влетели …

Но, несмотря на то, что жители и внешне не производят впечатления богатеев, и в их потери от пирамиды не поверить почти невозможно, деньги в Хаджалмахи водились.

И в ответ на флешки в «лес» все-таки передавали деньги.

А куда прикажете деваться, когда недавний борец с террором оборачивается террористом, а власти происходящим особо не интересуются?

Пожаловаться-то некому!

Террор

Говорят, что слабость и страх жертвы привлекает хищника даже больше, нежели голод. Хищники, охотящиеся стаей, не торопясь, уверенно окружают жертву, загоняя ее в ловушку.

Вокруг Хаджалмахи стала сжиматься похожая петля.

Сочетание нескольких факторов – запугивание, террор, пропаганда и бездействие власти — всегда приносили успех тем, кто хочет создать устойчивую базу партизанской войны.

Флешки запугивали людей. Они не знали, кому жаловаться, не доверяли сотрудникам силовых структур (днем он так, а ночью, глядишь, совсем иначе!), они чувствовали себя беззащитными перед показавшим за прошедшие годы свою безжалостность и бескомпромиссность подпольем.

Террор — теперь уже известно, что «лесные» действовали по тщательно продуманному плану. В этом плане было последовательное уничтожение или запугивание с целью добиться ухода с должности всех значимых в селе фигур.

Начиная от имама села до учителей, медработников и главы администрации.

Это выяснилось позднее, случайно.

Уже когда в селе стали создаваться силы самообороны (забегаю чуть вперед!), два жителя ехали поздно ночью на «приоре» и увидели в темноте недалеко от дороги, перед въездом в село, свет.

Пошли посмотреть, что такое – и наткнулись на землянку. Зашли, а в ней два бородача чистят оружие.

Любопытствующие почувствовали неловкость ситуации, поняли, что как-то не вовремя – и рванули прочь.

Рассерженные хозяева землянки, которых оторвали от важных дел (по словам хаджалмахинцев, они то ли СВУ мастерили, то ли автоматы-пулеметы чистили) открыли вслед огонь.

«Приора», говорят, в решето, сами искатели приключений чудом спаслись, сверзившись во тьме с обрыва, а в землянке потом, сбежавшиеся на выстрелы селяне, нашли много удивительного.

И посередь взрывчатки и поражающих элементов обнаружили они, по их словам, список тех, кого надлежало устранить, а на их место поставить «своих».

Но все это стало известно позднее, а пока – террор разворачивался своим чередом.

Апофеозом его стало убийство 12. 11. 2012 г. имама мечети Хаджалмахи Алиева Г. А.

Двадцать с лишним лет он руководил намазом села и увещевал сторонников салафизма.

Пока и за тех, и за других не взялись серьезные и страшные люди. Некоторые из которых, впрочем, как мы узнали, были, в прошлом «сотрудниками».

Одновременно с террором среди молодежи развернулась активная проповедь джихадизма, необходимости «священной войны» против властей Дагестана…

Убитый имам вполне успешно оппонировал сторонникам вооруженного восстания.

По словам хаджалмахинцев, в их ряды шли бывшие наркоманы, алкоголики…

Может быть и так… Наряду, разумеется, с искателями истины и теми, кому опротивели реалии дагестанской жизни – религиозная реабилитация является наиболее действенным способом восстановления (воссоздания?) личности наркомана.

Сочетание жесткой дисциплины, молитвы, проповеди и физических, почти принудительных упражнений, уверенно делает из бывшего наркомана убежденного и надежно излечившегося бойца.

Реанимированная религиозной практикой личность, как правило, напоминает сталь – и как сталь, она затачивается и легко может быть пущена в дело. Сомнений такой человек практически не испытывает, рефлексия ему чужда.

Разница между салафитами и большинством остальных мусульман в том, что салафиты считают религию и исполнение ее заповедей самым главным смыслом жизни, да, собственно, и саму жизнь полагают дополнением к религии. Поэтому и не дорожат ни своей, ни чужой.

Остальные люди склонны думать, что все-таки это религия ниспослана Богом дополнением к делам и реалиям жизни – для наполнения их смыслом и исправления человека.

Эти две концепции непримиримы – их конфликт свойственен всем монотеистическим традициям на Земле — с их установкой на единственность Истины и ее Источник, на конечность Истории и необходимости соответствия человека ее божественному Смыслу.

Этот спор неразрешим – ни в масштабах человечества, ни в масштабах одного дагестанского села. Он всегда приводил и будет приводить к конфликтам, и конфликты эти всегда будут безысходны даже в рамках богословских дискуссий.

Не разрешились они миром и в Хаджалмахи.

Как убивать своих?

Похоронив имама, хаджалмахинцы поняли, что еще немного и они станут ресурсным приложением к очередному филиалу террористического подполья, их терпению пришел конец.

Судьба Гимров или Губдена, Карамахи или Новых Саситлей, периодически зачищаемых, блокируемых и разрушаемых силовыми структурами с одной стороны, и вынужденных поддерживать и опекать через «не хочу» своих сыновей и мужей, ушедших в лес, с другой – их почему-то не прельстила.

Более того, в разговоре со мной хаджалмахинцы прямо сказали, что именно спецоперация в Гимрах и разрушение ряда домов силовиками, окончательно понудили их к организации народных дружин.

Не обошлось и без т.н. «эксцессов толпы». Здесь, правда, дело тонкое, нуждающееся в разбирательстве.

Опубликованный в ряде газет список «салафитов», якобы приговоренных селом к смерти, по заявлению самих хаджалмахинцев, никаким списком приговоренных не является.

Это, на самом деле, список тех, кто, по мнению сельского джамаата, сочувствовал салафитским идеям. Оговоримся сразу – не врагов и чужаков, а родных и знакомых с детства людей, с которыми бок о бок жили и работали долгие годы, с семьями которых роднились и перемешивались.

Во многих дагестанских селах – все родственники. Хаджалмахинцы с гордостью говорят о себе: «Мы – не просто даргинцы, мы — цудахарцы!». Имеется в виду, что они говорят на особом диалекте и стараются женщин из села замуж не выдавать.

То есть – все в Хаджалмахи друг другу не чужие, у каждого хоть какое-то родство с другим да найдется.

— Какой еще смертный список? – хором поражаются моей глупости хаджалмахинцы.

— Там даже сын главы села был записан – он сам его туда внес. Что ж, он сына что ли убивать будет?

— А зачем же тогда составляли?

— А хотели поговорить с каждым и спросить – за джамаат он или против него?

Тех, кто сказал, что против сельского джамаата не пойдет и салафитскую революцию в отдельно взятом селе производить не будет, оставляли, по их словам, не трогали и не били.

Тех, кто упорствовал и настаивал на своем, наверное, все-таки серьезно прессовали.

И некоторые из салафитов бежали из села в неизвестном, по словам их односельчан, направлении.

Но большинство осталось и продолжает спокойно жить. Живет, кстати, как мне рассказали, в селе и бывшая жена «сирийского мясника» с пятью дочерьми – она развелась с ним по требованию родителей.

Претензий к ней хаджалмахинцы не имеют. «А что к ней цепляться? Достойная женщина, богобоязненная. За бывшего своего мужа она точно не отвечает» — народный суд справедлив.

Но все-таки ведь и дома сожгли, и, как рассказали другим журналистам, забили в мечети парня, которого отец привел на покаяние?

Дело было, по словам хаджалмахинцев, несколько более сложным, нежели кажется на первый взгляд…

Запах крови и эхо взрывов

Рассказываю, как услышал. И прошу, чтобы рассказ этот воспринимали, ну, скажем, как одну из возможных версий истории, почти что страшную легенду Кавказских гор…

Несколько лет назад в соседнем Гергебельском районе неизвестные бандиты покушались на одного очень даже известного в Дагестане и окрестностях человека.

Он, слава Богу, остался жив, хоть и искалечен, но под взрыв попала машина с ни в чем не повинными жителями Хаджалмахов – среди погибших пяти человек были женщины и дети…

По официальной версии, покушение организовали «лесные», которые и сами на своих сайтах не преминули похвастаться этим.

По народной молве, заказала взрыв одна, не имеющая отношения к «лесу» и ваххабизму женщина, мужа и сына, якобы, лет за восемь до этого, по ее мнению, убил объект покушения.

Так это или нет – пусть разбираются следственные органы. Но говорят, что женщина эта копила все годы, с момента гибели мужа и сына, деньги на то, чтобы отомстить тому, кого она (правильно или нет – не знаю) считала убийцей.

Подрывников-исполнителей, согласившихся заложить мину и нажать кнопку взрывателя, она, якобы, нашла в Хаджалмахи.

Они, как гласит легенда, не были ни лесными, ни салафитами – просто в армии или где-то еще обучились минному-подрывному делу и за определенную мзду согласились исполнить заказ.

Отчаяние и ненависть обернулись еще большей трагедией, отчаянием и ненавистью – погибли вообще не имевшие никакого отношения к вендетте люди.

Говорят, что женщина эта перед тем, как пропасть без следа (чуть ли не со скалы ее скинули), под жуткими пытками выдала всех исполнителей.

И все исполнители умерли якобы тоже нелегкой смертью.

Так это или нет — не знаю, но трагедии Шекспира с их фатализмом и неизбежностью смерти, невероятными злодействами и романтическим героизмом, в которые порой с трудом веришь, в Дагестане показались бы историями из жизни соседнего села.

Равно как только наивный верит, что все убийства и покушения совершаются «бандподпольем».

— Друг друга мочат, а потом на «лес» валят… — горько усмехается знакомый журналист. – Лесу это добавляет героизм, органам – возможность легких решений (пиши все на подполье – кто проверит?), а заказчикам и исполнителям – уверенность в завтрашнем дне. Относительную, конечно…

Но вернемся в Хаджалмахи. Тот парень, которого отец притащил в мечеть якобы для покаяния в салафизме, был, по словам хаджалмахинцев, чуть ли не братом одного из подрывников.

А в мечети сидели родственники погибших в той злополучной машине, которая прикрыла от взрыва важный объект покушения на гергебельской дороге…

На вопрос, знает ли он, кто закладывал бомбу, якобы брат «подрывника» сказал: «Знаю, но не скажу!». После чего на него набросились родственники погибших и начали избивать.

Умер он в больнице через несколько дней.

Собственно, речь идет об уже упоминавшемся Магомедове М. О., уголовное дело за номером 32890 о побоях в отношении которого возбуждено прокуратурой Левашинского района 26. 06. 2013 по признакам преступления, предусмотренного ч.1 ст.111 УК РФ и, в связи со смертью потерпевшего переквалифицировано на ч.4 ст.111 УК РФ…

Трудно поверить, но верить приходится. Это Дагестан и возможно в нем все.

Вооруженный народ и его страхи

Люди вооружались чем могли – по их словам, «сайгами», охотничьими ружьям и травматами. Наверное, кое у кого и автоматы имелись – в 99-ом их раздавали чуть ли не с грузовиков («для отпора бандам хоттаба-басаева»).

Но, как я ни пытался найти автомат или пулемет, вообще любое боевое оружие – хаджалмахинцы клялись и призывали Аллаха в свидетели, что его у гражданских нет.

А на все остальные виды огнестрела – сплошь разрешения и охотничьи книжки.

— В патрули мы ходим только с сотрудниками из односельчан, никаких федералов или приезжих силовиков в селе сегодня нет – нам без надобности, сами справляемся! — хором утверждали дружинники.

Так это или нет – проверить не довелось. Но один раз вооруженные крестьяне сорвались, когда подумали, что в машине «Инфинити», проезжающей через село, сидит их односельчанин, считающийся боевиком.

Вслед не остановившемуся джипу понеслись пули. Убитым оказался менеджер «Росгидро» Магомедов А. А., никакого отношения к подполью не имеющий. Убийца явился в органы добровольно, с повинной.

Эту нервность и подозрительность люди объясняют не только страхом перед подпольем.

Снова шекспировский сюжет – у кровавых счетов в Хаджалмахи долгая история.

Опять легенды – первая из них гласит, что в начале двадцатых через село шел на рысях отряд красноармейцев. И трое из них были убиты внезапными выстрелами из засады.

Красноармейцы перестроились, окружили село и оставили после себя ужас, сожженные и разрушенные дома и около двух сотен трупов.

Виновников того обстрела красного отряда убили, а родственников их сами хаджалмахинцы выгнали из села. Но фамилии и имена помнят и клянут до сих пор.

И еще говорят, что в годы Великой Отечественной некоторые хаджалмахинцы решили жить по принципу – «ни за Гитлера, ни за Сталина – за себя родимого!».

Иными словами, ушли в лес, достали оружие и начали грабить село, убивать людей. Их, конечно, потом самих всех убили или пересажали. Но дело в том, – уверяли меня хаджалмахинцы, – что кровь-то никто не забыл!

И якобы в этих бурных событиях весны – лета 2013 ее «взяли» обратно. Чем, по намекам моих хаджалмахинских собеседников, чуть ли ни объясняются некоторые поджоги домов и расправы.

Время, дескать, не способно закрыть некоторые счета…

Возможно, все это выдумки и оправдания. Но я пересказываю то, что никто еще не пересказывал, и во что в Дагестане почти невозможно не верить.

Итог

Прощаясь с жителями Хаджалмахов, я дал им честное слово, что расскажу все, что они мне поведали.

Надеюсь, что за исключением ряда неизбежных при краткости изучения дела неточностей и ошибок, все передано достаточно внятно.

Конечно, плохо, что я не встретился с теми, кого гнали прочь из села, с родственниками тех салафитов, кого заставили уехать прочь из родных мест.

Если они прочитают этот текст, то пусть знают, что их версию событий мы готовы принять и изложить на «Кавказской политике».

Возможно, многое из того, что я передал в этой истории, покажется невозможным, немыслимым, да, вдруг, таковым и окажется.

Но выводы, видит Бог, я сделал ясные и однозначные – там, где люди сами берутся за устройство своей судьбы, без насилия и ошибок обойтись невозможно.

В ситуации, когда власть «конкретно разруливала свои темы» и плевать ей было на брошенных на произвол судьбы и стихии криминального капитализма людей, они сами встали на свою защиту.

Я вообще не увидел в Хаджалмахи признаков участия во всех этих событиях государства и его силовых структур.

Наверное, об этом и писал Бенджамен Франклин: «Демократия это пространство договоренности свободных, вооруженных мужчин»…

Когда я уезжал из Хаджалмахов над селом из главной мечети зазвучал азан – такого красивого и необычного, переливистого и трагического призыва мусульман к молитве, клянусь, я раньше не слышал.

Впрочем, у каждого дагестанского села свой азан, и похожих среди них, говорят, найти невозможно.