Жизнь прекрасна

Пить хотелось и до этого. До попадания осколка прямо в брюхо, в результате чего пришлось, удерживая руками вываливающиеся кишки, падать на бок в пожухлую траву и скрипеть от головной боли зубами. Странно — обычно при ранениях в живот пишут, что режет жуткое жжение в животе и очень хочется воды. Воды хотелось, но почему-то пламени не было в животе, только мокрота и тупое чувство переполненности желудка до икоты, зато сильно заболела голова, тупыми тычками за ушами, как будто утяжеленные свинцом кроссовки с наклееными поролоновыми носами, чтобы не скрипели под ногами сучки, бьют со всей силы по обе стороны затылка с каждым ударом сердца. Нна-а! И одновременно с двух сторон — нна-а! — как пульсирующими тисками.

Потом вдруг становится очень больно, просто до жути, но это длится всего лишь несколько секунд — далее наступает блаженное отдохновение. Ты уже ничего не чувствуешь, кроме пыли на зубах, да и то по звуку, зато мозг работает на все сто процентов. Начинается перебор — нет, не событий из прошлой жизни, хотя об этом тоже пишут. Вспоминается всякая дребедень — то, что у тебя истекает срок действия карты Сбербанка, что права кончаются и надо проходить заново комиссию, что не рассчитался за штрафы на дороге за превышение скорости… и только потом начинают в полусонной голове возникать образы дорогих и любимых, и колючая трава становится мягче женских колен, на которых лучше всего засыпает уставший мужчина… а потом приходит сон.

Сон прерывается под белым потолком — оказывается, пацаны тебя вытащили, сунули в вертолет и привезли в госпиталь, где тебе обрили все пузо, включая паховую область, увеличили дыру и вытащили злосчастный осколок. Вот он, лежит рядом на тумбочке, удерживая собой записку «Твое железо. На память.». И не беда, что, как оказалось, резал тебя дежурный врач, по специальности гинеколог — просто ему выпало дежурить в ту ночь — ты чувствуешь себя заново рожденным и хочется благодарить за спасение первого, кого увидишь, а никого нет, так как ты валялся двое суток без памяти и очнулся только ночью с катетером во рту, вколотой под ключицу капельницей и еще одной кровеносной трубкой в пах. Скоро, через несколько минут снова засыпается, да так сладко — не передать. Организм, видимо, сам себя погружает в сон без всякого морфия, чтобы в покое сделать свою работу, восстановиться по максимуму.

Очередной раз ты просыпаешься от тормошения — безалаберные большеглазые и черноволосые девчонки-практикантки подкладывают под тебя утку. Нет, не стандартную жестяную, а новейшее слово в медтехнике — стеклянный овал с толстым горлышком, похожий на рыбий плавательный пузырь — в него ты ходишь по-маленькому. По-большому тебе еще долго не ходить — зашитый живот пустой, как давно пересохший колодец, и девки, издевательски прикалываясь, вешают на стойку прозрачные пакеты, утверждая, что, мол, вот этот пакет — мясо, а вот этот — салат. ОТ пакетов через трубку в тебя непрерывно вливается питательный раствор и улыбчивые девчонки, в очередной раз заходя и вынимая из-под тебя утку, перешучиваются — «Ну ты обжора! Вон сколько съел.», а ты кривишься в улыбке, думая про себя — ах вы, сучки, ну я вам задам, когда встану!

В течение всего времени, пока ты лежишь в сознании, в голову приходят всякие мысли. Ключевая из них — торговля с Господом на право жить. Боли там или тут возникают неожиданно, и с каждым приступом кажется, что вот он, конец. Осколок, пройдя через весь живот, остановился, наткнувшись на позвоночник, и теперь все время кажется, что врачи что-то неправильно сделали — сшили слабо или упустили нечто важное, забыли другой осколок, перчатку или еще что-нибудь… И ты, ранее не веривший ни в Бога, ни в черта, начинаешь про себя заключать одностороннюю сделку с Аллахом — дай мне выжить, и я стану носителем Твоего Слова, я склонюсь перед тобой в десятках тысяч поклонов, я возьму на себя обеспечение всецелое дома Твоего, я изменю свою жизнь и т.д. Задабривая Всевышнего обещаниями, ты пытаешься спасти свою жизнь в расчете на справедливость Бога.

Кто такой Бог? Из детства воспоминания, что это старый-престарый дедушка с длинной бородой, который очень добрый, но строгий — плохим детям от него подарков ждать не стоит, зато хорошим он оказывает всемерное покровительство. Будучи беспомощным и скованным, ты впадаешь в детство, обращаясь к Богу, как к мудрому и всепрощающему старику, давая ему обещания быть хорошим — только помоги, помоги выжить. И, когда ты начинаешь становиться на ноги и мало-помалу ходить, та самая внезапно всколыхнувшаяся вера в Господа начинает подвергаться сомнению — а кого благодарить — Его или врачей, или пацанов, которые под огнем тебя вынесли и погрузили в вертушку, или летчика, который сел на горном пятачке и поднялся с него, или листву, на которой сдетонировала мина, не долетев до земли и не оторвав тебе ноги.

Проходит полтора месяца и ты, наконец, похудевший на почти 40 кг и освобожденный от трубок в горле, от «подключичек» и постельной каторги, впервые выпущен походить во двор ватными ногами. Ходишь по ровному асфальту осторожно, как человек с хрустальными гонадами, все еще сомневаясь в крепости швов — нитки до сих пор торчат и их даже не сняли, мол, сами рассосутся, а кончики отрежешь или сами отвалятся, сказали врачи. Зато дышишь свежим воздухом на оттяг — торс обернут корсетом из вафельного полотенца, в концы которого одна из тех самых малолетних 20-летних ссыкух-практиканток, тех самых практиканток, ранее прикалывавшихся над твоим «питанием», вшила портняжные крючки: обернув плотно это полотенце вокруг себя и застегнув на крючки, можно не опасаться расхождения швов от полногрудных вдохов, да и спину оно, это полотенце, держит. Симпатичная блондинка, врач-диетолог, в очках и с высоким «хвостом» из волос на голове, в волнующе коротком халатике присев на край койки, возмущаясь твоим вопросом «Доктор, а что можно мне пить?», заметила, что вы все одинаковые, и пояснила — пейте водку, остальное — ни-ни, но то ты уже представляешь, как, выздоровев и облачившись в парадный френч, приглашаешь эту широкобедрую малютку-практикантку, авторшу спасительного полотенца, в шикарный ресторан и потчуешь лучшим вином, целуя пальчики в знак благодарности…

Но о своем обещании Аллаху ты помнишь. Помнишь тот самый первый раз, когда впервые дал слово. И Господь для тебя уже не тот добродушный и всепрощающий дедушка, который спасает сорванцов от взбучки, а тот, кому ты вовек должен. И это не проходит. Пускай даже Бог рассматривает тебя, как одного из миллиардов, но, как говорится, карточный долг — долг чести. И пусть даже ты выполняешь обещания под флагом самоисправления, все равно ты в глубине души осознаешь, что те слова, что ты в душе произнес — твой долг.

И та жизнь, что вокруг тебя течет — за нее тоже ты благодаришь. Себя, врачей, Бога — какая разница, главное, что ты жив и имеешь возможность наслаждаться радостями бытия.

Ну да ладно… Для нас Аллах — справедлив, милосерден и добр, который, как Создатель, наверняка заботится о своих созданиях, помогая и направляя, подарив эту жизнь для созидания во благо. Он, наблюдая за своими детьми, оберегает их, даря спасение в сложных ситуациях или забирая к себе при безвыходных — по крайней мере, хочется в это верить.

А что за бог у ваххабитов?

Бог ваххабитов — нечто невообразимое. Это какой-то похотливый карлик, идол с обмазанными кровью губами. Он постоянно недоволен самой жизнью (дунья, которую по идее, он же и дал), мелочно придирается по любому поводу и требует непрерывных убийств и грабежей. Ваххабитский бог жаждет убийств, извращений, насилия. Он, этот пошлый божок, не способный проявить свою высочайшую волю, идет на поводу у садистских наклонностей скотов, без чести и родины, способных лишь на то, чтобы расстреливать безоружных, спариваться в подворотнях с пробитыми шлюхами-«сестрами» (уже в этом поганое чувство) и убивать единоверцев.

Массовый расстрел. Окрестности аэродрома… kavkazpress
Кто-то может назвать хоть один факт, когда ваххабиты воевали против угнетателей мусульман? Вряд ли. Эти скоты способны лишь на то, чтобы убивать самих мусульман под самыми надуманными предлогами — мол, курили или пользовались айфонами, при этом провозглашая себя руками бога. Что это за бог у них такой. который требует непременной смерти своих же единоверцев. Это не бог — это какая-то помесь тирана, гомосека и пиявки, упивающаяся скотством, творимым ваххабитами, не способными ни к чему созидательному.

В самом деле — может быть, кто-то назовет хоть один случай созидательной деятельности ваххабитов, кроме тех, которые направлены на их благосостояние? Ничего. Ничего, кроме спекуляции, вранья, убийств и откровенного скотства. И все это ваххабиты пытаются привить нам.

Бедный Дарвин. Молодой Чарли даже, по всей видимости, не подозревал, насколько ненавидима будет его теория происхождения видов. Казалось бы, куда уместнее пробитым религиозным фанатикам ненавидеть Опарина с его каплями, сторонников гипотезы панспермии или Массачусетсткий университет, или ту же Бауманку с их поползновениями на создание искусственной жизни и интеллекта, что является несомненной прерогативой Всевышнего, но нет — откуда-то в мозгах фанатов появилась мысль, что именно Дарвин со своей теорией (всего лишь теорией!) явился самым яростным ненавистником Ислама. Наверное, сам покойный сэр Чарльз удивился бы, узнав о том, что он приписан к числу ярых врагов Религии, после того как он спокойно и не ведая о грядущем уничижении, изучал птичек и улиток, прослеживая их развитие и выводя записи наблюдений в потрепанной тетради…

А что ваххабиты? Тут раньше звучала мысль о том, что они пытаются стереть с лица Земли всех, кто не относится к их поганой секте. Все, кроме них — заблудшие и кафиры. Кафирами оказались и те несчастные охотники, которых на днях обнаружили мертвыми близ махачкалинского поселка Шамхал. Ваххабиты утверждают, что эти молодые пацаны, выехавшие на охоту с одной двустволкой, являлись спецназом, который охотился за их «лучшими» представителями. А этот «спецназ» был всего лишь молодыми парнями, в числе которых был даже один сочувствующий ваххабитам, состоящий на учете, как ярый последователь этой секты.

И их убили, когда они оказались в поле зрения бандитов, прятавшихся в лесополосе. Убили даже не вплотную, а расстреляв издали, из леска, боясь приблизиться. Именно поэтому пацаны не поняли, кто их убивает и не сумели оказать отпор. Расстреляв парней, бандиты осмелились выползти из леска и в упор добили двоих, еще живых раненых. Одного из них сбросили в воду, где он, обессиленный на грани смерти, утонул лицом вниз.

Наверное, это тоже был джихад в их понимании. Расстреляв мусульман, лесные скоты поспешили объявить о славной победе над пособниками Тагута. Очередная победа… И вновь расстреляны абсолютно непричастные люди, мусульмане, вся вина которых в том, что они спугнули подлых ваххабитов с насиженного места одним своим появлением, и у поганых трусов взыграла ненависть с нарушителям их ареала.

Конечно, все молчат. И ваххабиты, и правозащитники, мгновенно взвивающиеся, если хоть чуток тронут любого ваххабитского гада. Инцидент — и все. А том, что каждый из убитых ваххабитами пацанов имел свои планы на жизнь, на семьи, на будущее и в мирской жизни и в Исламе, никто даже не задумался.

И не задумается. Ибо для них, ублюдков, главное — собственная шкура и прокорм. Пусть на крови. Пусть на жизнях убитых, взорванных, зарезанных и застреленных во имя их пошлого выдуманного ваххабитского божка-кровопийцу и вполне осязаемых денег, отжимаемых в ходе вымогательств и грабежей. Всю эту гнусность прикормленная правозащита в лице «Кавказского узла» и «Кавполита» называет «конфликтом» — что ж, пусть называют. Это и правда конфликт — между человеческой совестью и их подлостью, между светом Ислама и мраком ваххабизма, между добрым семейным счастьем и полуночной проституцией, между Исламской нравственностью и ваххабитскими извращениями и говноедством, между созиданием и разрушением.

И им, ублюдкам, не понять, что жизнь прекрасна. Жизнь прекрасна до тех пор, пока в нее не вмешиваются скудоумные ваххабиты, паскуды-бандиты и продажные правозащитники, ворюги и коррупционеры, пижоны, облеченные властью и похабные трусы, мнящие себя властителями судеб.

А без них — она прекрасна.