Константин Черемных «БРАТЬЯ-МУСУЛЬМАНЕ»: ОТ НАЧАЛА ДО КОНЦА

На выборах в парламент постреволюционного Египта, последний раунд которых состоялся 3-4.01.2012, наибольшего успеха (37,5% голосов) добилась Партия свободы и справедливости (FJP), учрежденная в апреле 2011 движением «Братья-Мусульмане» (далее БМ). Представители FJP возглавляют обе палаты парламента Египта.

24 мая в первом туре выборов президента Египта максимальное число голосов получил Мохаммед Мурси, председатель FJP и член Руководящего бюро БМ.

Госсекретарь США Хиллари Клинтон, едва были объявлены итоги первого тура, заявила: «США готовы работать с любым избранным президентом Египта».

Этому «любому» президенту трудно позавидовать: «арабская весна», итогом которой стали эти выборы, отбросила экономику этой страны на годы вспять, если не на десятилетия. Самой острой проблемой для многонаселенной страны будут инвестиции. А их перспективы зависят от международной репутации ее власти.

А репутация БМ, мягко говоря, неоднозначна. Реплику Клинтон уже интерпретируют как «спасение лица», предрекая Египту наступление средневековья. В этот хор, который для народа Египта звучит как ницшеанское «падающего толкни», вносят неумеренно активный вклад государственные СМИ Российской Федерации.

В отечественных медиа БМ стереотипно описывается как некий статический реликт, воплощение затхлой и нелепой архаики. Представления о реальности неизбежно сказывается на качестве прогнозов. Качество неудовлетворительное: все наши телеканалы предвещали триумф экс-главы ЛАГ Амра Мусы, а он оказался на пятом месте.

Такую недооценку политической силы можно было бы оправдать объективным недостатком знаний, если бы речь шла об удаленном, неведомом нам, экзотическом или отгороженном от мира обществе. Или если бы эта политическая сила представляла собой в самом деле закрытую, отшельническую структуру. Однако будь это так на самом деле, оно не смогло бы за 80 лет сохранить массового членства.

Это движение трактуют действительно по-разному. В большинстве энциклопедий именуется «возрожденческим» (revivalist), в статьях политически нейтральных западных исламоведов – «консервативным», а в значительной части мировой мэйнстримной прессы – «террористическим» и «радикально-фундаменталистским». Подобный разброс устойчивых оценок – если, повторяю, речь идет не о «черном ящике» — может объясняться только присутствием устойчивой предвзятости (bias) кого-то из оценивающих. Если истина посредине, то почему российская мэйнстримная оценка столь маргинальна, и что мы приобрели от этого зауженного взгляда?

Качество субъекта политики имеет свойство меняться под влиянием внешних и внутренних процессов, что мы не можем не знать по собственной политической истории. . В любой открытой системе политические структуры, в ней возникшие, несут на себе отпечатки разных времен, в том числе и самого свежего периода мирового финансового кризиса, который – на первый взгляд, парадоксально – манифестирует геополитическими наступательными сценариями беспрецедентного масштаба. Действительно ли БМ были на обочине этих процессов, как нам регулярно твердили эксперты? Действительно ли в этом движении не происходило никакой внутренней динамики? Действительно ли его успех не был предусмотрен? А если был, что это означает на самом деле – заговор, измена, ошибка, расчетливый выбор? Если это расчетливый выбор, знаменует ли этот успех взлет, возрождение – или предвещает, наоборот, стремительный распад?

ЛОРД КРОМЕР И ЕГО БРАТЬЯ

Ветеран ЦРУ Майлс Коупленд, служебная биография которого была связана с Сверной Африкой, в своих мемуарах свидетельствовал о том, что БМ была предметом конкурирующего интереса тайных служб разных государств, находящихся между собой во враждебных или конкурирующих отношениях: «Когда после покушения на Насера – по одной из версий, организованного им самим – члены БМ подверглись допросам с пристрастием, оказалось, что высшие структуры этой организации были насквозь пронизаны британскими, американскими, французскими и советскими спецслужбами, каждая из которых в зависимости от ситуации старалась или активизировать, или задавить различные группы в этом движении. Урок состоит в том, что фанатизм – не страховка от подкупа – напротив, эти два феномена благополучно сосуществуют».

Британские спецслужбы Коупленд называет в первую очередь. Это закономерно, учитывая не только длительный опыт британского колониализма в Африке, конкурирующего с французским, но и специфику британского разведывательного сообщества – преемственность, включающую не только институциональное, но и семейно-родовое наследование персональных связей и архивных материалов, колоссальный опыт партнерства с университетским сообществом в разработке идеологических продуктов для других цивилизаций, обслуживающих геополитические задачи (подрыв держав-соперников в континентальной Европе и торможение развития азиатских и африканских цивилизаций), и наконец, стимулирование наркобизнеса, которое из утилитарной геополитической задачи (Ост-Индская компания) превращается в идеологически обоснованную самоцель.

Американское имперское строительство шло по следам, проложенным Лондоном, — в том числе и в идеологических усилиях, обеспечивающих управляемость подконтрольных территорий. Создание и экспансия религиозно окрашенных сообществ, в том числе неоцерквей и сект, стало неотъемлемым направлением в «неформальном» секторе американской внешней политики. Однако, несмотря на переход военно-политического имперского лидерства от Британской империи к США, роль Лондона в самых деликатных операциях остается весьма существенной и незаменимой. Более того, «чисто американские» проекты ХХ века несопоставимы по эффективности с разработками британского интеллектуального сообщества нескольких веков.

Об идеологическом основоположнике БМ Джамале ад-Дине аль-Афгани ходит множество легенд. Достаточно много свидетельств современников о том, что он был не афганец, за которого себя выдавал в Египте, а перс, и что он был членом англо-египетской масонской ложи «Восточная звезда», в которой состоял также посол Великобритании в Каире Ивлин Бэринг, лорд Кромер (из семьи, основавший Barings Bank с начальным капиталом, сделанным на опиумной торговле). Оливер Шарбродт пишет, что он состоял также в египетской Итальянской ложе. Наконец, Ханна Аби Рашид, глава масонской ложи Шотландского обряда в Бейруте, писал, что аль-Афгани основал собственную ложу «из около 300 членов – преимущественно ученых и государственных деятелей».

К.П.Джонсон считает ложу, созданную Афгани, наследием Герметического Луксорского братства, о котором в своих книгах упоминает Е.П.Блаватская, и допускает, что Афгани был одним из тех Учителей (махатм), с которыми она вела медиумические беседы. Однако на роль «махатмы» Афгани не годился ввиду весьма значительной разницы в возрасте.

Дэвид Ливингстон, относящийся к меньшинству конспирологов, занимающихся не мистификацией, а демистификацией, не причисляет Афгани к «махатмам» Блаватской, но допускает, что он был тем «персом-суфием», по ее описанию, который познакомил ее с Халдейской книгой чисел. Свидетельства их личного общения отсутствуют, однако, как замечает Ливингстон, направления их путешествий постоянно пересекались (Тифлис, Лахор, Каир) – в то время как, по данным К.П.Джонсона, ее второе путешествие в Каир было связано с приглашение тех махатм, которые в 1849 году, также в Каире, посвятили ее в Братство Света.

О.Шарбродт пишет, что своих собратьев по ложе аль-Афгани именовал «братьями в чистоте и друзьями в искренности («ихван аль-сафа ва-хуллан аль вафа»), намеренно апеллируя к сообществу философов X-XI вв. из басрского кружка, близкого к исмаилитам» Д.Ливингстон придает значение тому обстоятельству, что Аль-Афгани фактически родился в Асадабаде, «вблизи Хамдана – компактного поселения исмаилитов.

Однако, по оценке Салима аль-Анхури (Сирия), автора мемуаров об аль-Афгани, в его мировоззрении, сформированном суфийским кругом его отца, произошла перемена после поездки в Индию (между 1858 и 1865, в малоизученный период его жизни). После этой поездки «обнаружилось, что «его исследования в области религии привели к атеизму или пантеизму… Он стал исповедовать философию наподобие лурианского каббализма… естественной эволюции Вселенной, в которой человек является только частицей».

Блаватская именует Халдейскую книгу чисел «подлинной Каббалой», то есть чем-то значительно более древним, чем лурианство. В период путешествия по Индии, откуда он вернулся «просвещенным» и со знанием халдейской мудрости, Афгани встречался с Ага Ханом I, первым имамом возрожденной династии исмаилитов, теснейшим образом связанной с британской короной.

«Братья в чистоте и друзья в искренности» — название сборника трактатов X века, составленное исмаилитами под влиянием хурранских сабиев (сабиан), религиозного сообщества, упоминаемого в Коране. Это сообщество, с которым исламские авторы связывают возникновение рационалистического течения (мутазилизма), унаследовало халдейскую астрологию и дополнило ее семеричным принципом (в связи с Седьмым имамом). Расхождение мутазилитов с основной ветвью суннитского ислама (признание Корана рукотворным, а не ниспосланным) связывают с влиянием эллинизма.

О происхождении сабиев мнения расходятся: «сабием» в первые годы проповедничества язычники называли самого Мухаммеда (впрочем, исходное значение этого слова и еть проповедник); о сабиях в Коране, как четвертом народе Книги, Абу Ханифа говорил, что они «находятся между иудаизмом и христианством», а Муджахид ибн Джарир (также VIII в.) помещал их «между иудаизмом и зороастризмом». Wikipedia также приводит суждение Тобиаса Чертона, автора книги «Строители золота: алхимики, розенкрейцеры и первые масоны», о том, что сабии – это евреи, не ушедшие из Вавилона в Иерусалим.

«Сабиями» именовали себя основатели Братства Света – ложи, образованной членами разных тайных обществ (иллюминатов, розенкрейцеров и мартинистов) в конце 1770-х гг. в Австро-Венгрии. И название, и самоотождествление с сабиями связаны с посещением Египта и контактами с неким обществом в Египте, существующем с XI века (которое, вероятно, было источником посвящения самого Кристиана Розенкройца). «Новые сабии» сначала участвуют в событиях 1848 года в Германии, Франции и Италии, а затем центр тяжести перемещается в Индию, Персию и Египет.

В 1807 году в германской франкфуртской ложе Братства Света прошел посвящение Эдвард Булвер-Литтон – в дальнейшем член нового (британского) общества розенкрейцеров и глава Колониального офиса и Индийского офиса. Первого из своих индийских махатм Блаватская «случайно» встречает именно в Лондоне, после чего путешествует по Индии одновременно с Афгани. И именно в Индии Афгани получает то «тайное знание», при помощи которого потом манипулирует правителями разных стран.

Помимо «тайного знания» у этих двух фигур были другие общие свойства, характеризующие не ритуалы и не сочетания звезд, а практический стиль британской геополитики. Своих «харизматиков» стратегического назначения отбирает не по статусным признакам, а по сочетанию универсального образования, ораторского или литературного дара, психоэнергетических способностей, часто – мастерства перевоплощения и часто — конфликтной этнической самоидентификации как предпосылки космополитизма. Статусные лица становятся пешками, вращаемыми в удобном направлении.

Аль-Афгани направляется из Индии вначале в Афганистан, где представляется кандагарскому правителю Азаму как «аль-Истанбули» (стамбулец), он отправляется в Афганистан, где представляется кандагарскому правителю Азаму как посланец из Стамбула (аль-Исламбули), и оказывает Азаму финансовую поддержку. В Стамбуле, однако, считают, что эти деньги происходят из русских источников, а консультации Афгани имеют целью подорвать британское владычество. После этого Афгани становится интересен Османской империи, и он прибывает в Египет по официальному приглашению хедивата, получая должность и жалование в престижнейгшем богословском университете Аль-Асхар. При этом его опекуны знают о его персидском происхождении, но поддерживают легенду об афганских истоках. Он нужен хедиву Исмаилу-Паше, который задумал самое гибельное, чем может заниматься генерал-губернатор в слабеющей империи – реформу через просвещение.

Аль-Афгани вращается в просвещенных кругах. Ближайшие друзья (и собратья по «Восточной звезде», о чем хедиву неведомо) – яркий творческий интеллектуал, египетский сефард Якуб Сану, приближенный к семье хедива Исмаила-паши, сын гувернера его детей, и юный богослов туркменского происхождения Мухаммад Абдо.

Якуб Сану (1839-1912) и его русская любовница Лидия Пашкова вместе с Блаватской путешествовали по Ближнему Востоку. До вступления в ложу «Восточная звезда» Сану учится в Италии, где знакомится с Джузеппе Мадзини (посвящавшим Блаватскую в карбонарии), а затем преподает в парижском Ecole Polytechnique. В Египте он с дозволения хедивата становится пионером развития театра. Однако содержание пьес, которые он ставит, равно как и его статьи в журнале «Абу Наддара» («Человек в очках») становятся настолько вольнолюбивыми, что он попадает в опалу. Оттоманские власти не осмеливаются репрессировать прогрессивного интеллектуала – его пытаются тихонько отравить, но он выживает и сбегает в Париж, где издает журнал «ярко антитурецкой и одновременно антибританской направленности», и в результате становится интеллектуальным учителем египетских националистов — Мустафы.Камиля и Ахмеда Ораби. В парижских журналах Якоба Сану (или Джеймса Сануа, как он себя называет в Европе), печатается также Афгани, который в 1879 также вынужден покниуть Египет..

По версии Ливингстона, Афгани и Сануа своей риторикой и публицистикой, равно как и закулисной игрой с египетскими националистами намеренно спровоцировали бунт Ораби в Суэце, зная, что за этим последует вторжение англичан – в интересах акционеров Компании Суэцкого канала, к которым принадлежали Бенджамин Дизраэли и Лайонел Ротшильд. По другой интерпретации, Сануа действовал в интересах Франции. Следует отметить, что Мустафа Камиль получил юридическое образование во Франции и при последнем хедиве, Аббасе II, поддерживал его против англичан. Однако вклад «просвещенцев» в социальное по содержанию движение Ораби признают и другие авторы. Более того, Афгани даже иногда считается предтечей арабского социализма: ведь он, как и Сануа, осуждал стяжательство и изобличал коррупцию.

Так или иначе, члены ложи «Восточная звезда» определенно занимались двойной игрой: с одной стороны, содействовали последнему поколению османских пашей в вестернизации культуры их стратегически важной провинции, чего османы сами желали, с другой – поддерживали местных националистов. А выигрывала от этого в итоге, в сухом остатке, третья – британская сторона.

Псевдо-стамбулец и псевдо-афганец Джамаль ад-Дин аль-Афгани не ограничивал себя подрывом только Османской империи. Другим «фронтом» его деятельности была Персия.

Оливер Шарбродт в книге «Ислам и бахаистское вероучение» доказывает общие религиозные корни аль-Афгани и Абдула Бахи – харизматического мыслителя, преобразовавшего секту бабидов в самостоятельную бахаистскую церковь. По версии Шарбродта, цитирующего дипломатическую переписку, аль-Афгани и Бахи были выходцами из одной и той же суфийской (шайхийской) школы.

Учитель Абдула Бахи, Мирза Хоссейн Али Нури, выдававший себя за пророка (Бахаулла), происходил из рода правителей области Мазандаран в прикаспийской Персии. Это была исмаилитская династия, сочетавшаяся браками с наследниками Бостанаи, Exilarch VII века. Его последователи уже в 1850-х гг. подверглись жестоким репрессиям в Иране, после чего осели в Багдаде и Стамбуле, а затем, как пишет известный американский левый публицист и историк Роберт Дрейфус, «распространялись под именем различных организаций по Оттоманской империи, России и Северной Африке».

Распространению харизматической (лжепророческой) секты в России способствовал русский посол в Иране Д.И.Долгоруков, ходатайствовавший о предоставлении Бахаулле убежища. Князь Долгоруков, ранее способствовавший восстановлению российско-персидских отношений, накануне получения сенаторской должности (1854) из дипломата вдруг становится правозащитником. Написанный его рукой документ повторно отравляет отношения России и Персии спустя годы – после того, как непосредственный ученик аль-Афгани убивает Насируддин-шаха. Главный центр бахаистской деятельности перемещается из Багдада в Хайфу, что станет одной из предпосылок иранского неприятия Израиля. В религиозных текстах бахаистов часто упоминаются сабии.

О. Шарбродт относит как Афгани, так и Абдула Баху к одной категории «постпрофетических харизматиков», несмотря на то, что Афгани не выдавал себя за нового Пророка. Общий знаменатель, таким образом, сводится не к присвоенной роли (претендентов на роли новых пророков в исламе и христианстве на рубеже XIX-XX веков, в тогдашней эсхатологической атмосфере, было множество), а в индивидуальном даре убеждения и его политических результатах.

Результат оказывается драматичным для Ирана и катастрофическим – для Оттоманской империи. Наследник Исмаила хедив Тауфик-паша вынужден терпеть британское военное присутствие в Александрии и безропотно соглашается уступить англичанам Судан.. Более того, Тауфик-паша становится на практике слугой не Стамбула, а лорда Кромера, от которого зависит и интеллектуально и видимо, материально, 1880-е годы становятся периодом голода и эпидемий холеры, а власть османов в последующие 30 лет (до 1914) становится номинальной.

В этой обстановке «османской перестройки» в Каир после шестилетней ссылки возвращается ближайший ученик аль-Афгани – Мохаммед Абдо (влияние учителя настолько сильно, что он держит его фото на письменном столе, как икону). По сведениям грандмастера Ханны Аби Рашида, Абдо становится грандмастером ложи, основанной аль-Афгани. «Никто не отрицает, что Абдо распространял масонский дух по арабским странам» («Да’ират аль-маариф аль-масонийя», Бейрут, 1961). Но он востребован не только «братьями по чистоте», но и новыми хозяевами Египта.

Мухаммад Абдо в период 1888-1905 регулярно посещает офис и дом Кромера. При поддержке Кромера он возглавил административный комитет Университета Аль-Асхар, а затем (1889) стал муфтием Египта. В своих воспоминаниях Кромер писал: «Я подозревал, что мой друг Абдо на самом деле агностик… Реформы, которые он проводил со своими коллегами, показала, что ни были естественными союзниками европейских реформаторов». Кромер рассчитывал, что Абдо внесет изменения в фикх, снимающие запрет на ростовщический процент в банковском деле. Действительно, текст его второй после избрания фетвы в наукообразной форме оправдывает использование ссудного процента. Последующие фетвы позволяют египетским мусульманам носить европейскую одежду и создавать живописные и скульптурные изображения людей и животных.

Он продолжал пубоицистическую деятельность. В одних статьях он осуждал поступки хедива Тауфика, в других – защищал его преемника Аббаса II от англичан. Сначала он воолдушевил млаодотюрков, а затем обрушился с критиком на Мустафу Кемаля – в его представлении, отошедшего от идеалов движения, которое привело его к власти. Он был всегда на стороне слабого игрока, его раздражала любая сильная власть. Нельзя сказать, что этот типаж нам незнаком.

Карамзин писал, что история злопамятнее народов. Но забвение народами собственного благополучия и собственной боли – не повод для забвения историками, поскольку одни и те же средства в геополитике воспроизводятся на новых витках. И поэтому честный историк, оценивая ту или иную личность, обязан держать на руках весы добра и зла. Результат действий личности, будь то политический деятель, сознательный агент влияния или слепой инструмент чужой воли, имеет конкретные измерения в экономике и демографии.

Итог деятельности аль-Афгани и Абдо – это сотни тысяч жертв военных конфликтов, эпидемий и голода в период распада Оттоманской империи, это заложенные под новые государства долговременные мины замедленного действия, это – побочный, но востребованный эффект – секуляризацяия значительной части исламского мира и самозамыкание богословских школ, в том числе древнейшего университета Аль-Асхар, в затяжных и бесплодных спорах. Поверх всего этого – разделение уммы, и без этого разделенного масхабами, тарикатами и сектами, на национальные квартиры с наносными (superimposed), с точки зрения религии, повестками дня. Считаясь предшественниками БМ, эти люди создали условия для того, чтобы это движение никогда не стало всемусульманским, а напротив, приобрело бы колорит каждой конкретной квартиры, вкупе с усиленной зависимостью от западной цивилизации. Те, кто испытывает к исламу априорную негативную предвзятость (bias), должны таким мечтателям о халифате кланяться в ноги.

ЧЕВЕНГУР ДЛЯ СУЛТАНА

«Как и исмаилиты до него, Афгани считал, что одна вера должна распространяться для масс, а другая, более рационалистичная – для элиты», — отмечает Дэвид Ливингстон, цитируя многих современников Афгани, которые считали его атеистом или пантеистом.

«Подобно тому, как эзотерические исмаилитские доктрины создавали различные уровни интерпретации одних и тех же текстов, чтобы связать элиту и массы в общую программу, практика разных уровней учения, применявшаяся Джамалем ад-Дином, скрепляла рационалистическую элиту и более религиозные массы в одном движении», — уточняет комплиментарный биограф Афгани Никки Кедди..

«Неопределенность и двусмысленность позиции Абдо привели к тому, что на него могли ссылаться люди разных взглядов. С одной стороны, его позиция позволяла оправдать свободное принятие западных идей и институтов вообще без учета исламских ценностей. С другой стороны, эта же позиция позволяла оправдать возврат к раннему шариатскому государству», — разводит руками современный суданский богослов Абдуллах Ахмед ан-Наим.

Каким образом одна и та же позиция может быть оправданием разрушения основ религии и ее же очищения?

Во-первых, Аль-Афгани и Абдо назвали себя салафитами, фактически присвоив самоназвание последователей ибн Таймии, которые принадлежали не к рационалистам (мутазилитам), а к ровно противоположному течению, буквалистски интерпретирующему Коран (ханбалитам).

Присвоенное самоназвание обосновывалось апелляцией к изначальным религиозным первоисточникам, преимущественно к мекканскому («духовному») периоду жизни Пророка. Салафиты, заложившие основу религии Саудовской Аравии – ваххабизм, напротив, апеллировали к мединскому (военно-государственному) периоду. Отсюда – море разногласий в вопросах, касающихся женщин, немусульманских меньшинств (зимми), трактовки термина «джихад» и пр.

Мухаммад ибн Абд аль-Ваххаб не был полностью самостоятельной политической фигурой. Как пишет турецкий историк Сайюб Сабри Паша, он был под влиянием некоего британца по фамилии Хемфер. Этот чиновник Министерства по делам Содружества внушал ему особую ненависть к шиизму. Сегодняшние саудо-иранские противоречия – наследие в том числе и этой идеологической работы.

Центральная общая черта «производных» движений, как БМ (ихванов), так и ваххабитов– критика традиционного духовенства. Центральное общее различие – отношение к государственному управлению. Ихваны, в противоположность саудовским ваххабитам – самоуправленцы.

Во-вторых, новый исламский рационализм вырос не на пустом месте. С точки зрения традиционного богословия философ и муфтий Абдо, «агент прогрессивного влияния», — не менее чем вероотступник (муртад), что можно подтвердить многими хадисами. Почему его не «поставили на место»? С тем же успехом можно спросить о том, где была Русская Православная церковь, когда Екатерина Великая читала Вольтера.

Мутазилитская школа, которой дал начало в Басре Абу Хузайфа Васил ибн Ата аль-Газзаль, была источником мощного направления философской мысли, в грубом приближении – исламского вольтерьянства, которое заражало умы не только деятелей калама (спекулятвных философский дискуссий о взаимоотношениях Бога и человека, о человеческой предназначении, о духовном следе человека в истории, о свободе воли), но и халифов. Последователи Васила ибн Атты сделали мутазилизм идеологией Аббасидского халифата. На идеал Аббасидов (в противоположность умейядской династии) ссылался широкий круг просветителей Египта, и аль-Афгани только актуализировал этот идеал, создав притягательный фантом для своих современников в разных странах Ближнего Востока. Абдо подхватил это знамя, с позиции «исламского вольтерьянства» либо осуждая любых властителей, либо предъявляя им невыполнимые требования.

Современные светские авторы считают аль-Афгани и Абдо «модернистами» и приписывают им исключительно благотворную культурную роль. Не только потому, что светская философия в странах исламского мира как таковая стала возможна благодаря аль-Афании и Абдо. Любая национальная историческая литература из биографии неоднозначной, но крупной личности выбирает то, что ей лестно, созвучно, близко – например, антиколониальный (националисты), антибюрократический (либералы), эгалитаристский (социалисты) пафос. Помимо этого, оценка личности периода распада империи зависит от того, с какой репутацией эта империя входила в историю, распадаясь. Отоманская империя рушилась куда дольше Российской, и ее смыслы к моменту распада были заслонены и преодолены (superceded) множеством новых смыслов.

В-третьих, Аль-Афгани и Абдо были в глазах многих верующих «реабилитированы» еще одним своим собратом – Рашидом Ридой. Точнее — произвольно выбранными позже из его наследия фразами.

Сириец Рашид Рида (не египтянин, как и все египетские просвещенцы), вместе с Абдо издававший журнал «Аль-Манар» («Маяк»), высказывался за введение шариатского права, причем не только в рамках реально существующих государств, но и в очевидно мифологическом всемирном халифате.

Почему очевидно мифологическом? Потому что эта идея вбрасывается османским правителям на последнем издыхании их империи. Нельзя сказать, что Рида формально противоречит сам себе. Он, как и братья по ложе «Восточная звезда», презирает правящее духовенство, и изливает это презрение на страницах «Манара». В то же время прогрессивный интеллектуал предлагает султану создать центр (и получить под это благое дело государственные средства) по объединению всех мусульман мира с единой системой права и с обязательным навязыванием арабского языка иноязычным мусульманам. Пройдет несколько лет, и тот же Рида вместе с Рафиком аль-Азмом учредит в Каире «Османское общество совета», требующее от умирающей империи конституционных реформ. Вполне закономерно, что собрат аль-Азм окажется в рядах партии «Единение и прогресс», основанной реформаторами-младотюрками.

Младотюрков привлекает не только Рида с компаньонами, но и их учитель. По данным современного турецкого автора Неджати Алкана, младотюрки интересовались «опытом Джамаля ад-дина аль-Афгани и его кружка в Персии» — иначе говоря, опытом физического устранения властителя. При этом они честно считали аль-Афгани бабидом, то есть сооснователем лжепророческой секты. Аль-Афгани оправдывает их надежды, учреждая в Александрии общество «Молодой Египет». Между тем турецкий султан по-прежнему доверяет обладателю тайного знания, поскольку в парижском журнале «Аль-Урва аль-Вуска» (Неразделимая связь») аль-Афгани вместе с Абдо и Ридой обличали имперский колониализм.

Следует напомнить, что «Молодая Турция» была лишь одной из множества организаций националистов со стереотипными названиями, распространившимися по всей Юго-Восточной Европе по созвучию с «Молодой Италией» неоязычника Мадзини. Парадокс? Отнюдь нет. Спустя столетие в Риге с ведома Политбюро ЦК КПСС будет создан Народный фронт Латвии, а в Москве – Московский народный фронт.

Впрочем, можно провести параллели и с Россией того времени. Автор исторических романов царистского, более чем консервативного содержания Дмитрий Мережковский был членом оккультного кружка Вячеслава Иванова и не только медитировал и медиумировал, но и практиковал богопротивные (с православной точки зрения) формы семейной жизни.

Рашид Рида был все же не настолько controversial, как Мережковский. В работе «Халифат, или великий имамат», опубликованной в 1922 году, будущее единой исламское государство рисуется вовсе не империей, а чем-то очень сходным с представлениями героев платоновского «Чевенгура». В этом идеальном государстве халиф – ВЫБОРНАЯ фигура. Функция совета (шуры) состоит в том, чтобы «не позволить халифату выродиться в монархию». Халиф обязан отчитываться перед Шурой за все свои действия, а если он нарушит законы шариата, этот совет имеет право сместить его с этой должности.

При этом Рида ссылался на исторические примеры VI-VII веков. Уникум? Отнюдь нет

В 1992 году в окружении Бориса Ельцина вращалась публика, позиционирующаяся как демократическая или наоборот, патриотическая, как-то Олег Румянцев, но одержимая общим идеалом Новгородской республики (которая была и могла быть только малой региональной торговой страной), где якобы все вопросы решались народным вече (хотя и это было неправдой). В 1993 году Борис Ельцин поступил с этой публикой очень жестоко, но с точки зрения сохранения большой страны он не мог поступить иначе.

От Османской империи усилиями таких советчиков, как перс аль-Афгани, туркмен Абдо, еврей Сануа и сириец Рашид Рида, осталось совсем немного – и то, что осталось, удалось сохранить ценой большой крови.

«После упразднения в 1342/1924 году Османского халифата властями республиканской Турции, стало ясно, что надеждам возродить Халифат не суждено будет сбыться. Поэтому Р. Рида изменив свою первоначальную теорию, ввел термин «исламское государство», -пишет исследователь из малой страны Азербайджан Айдын Ализаде. И он неправ. Потому что вначале Рашид Рида подыскал альтернативного халифа – йеменского имама, а позже короля Яхью Мохаммеда Хамидаддина (1869-1948).

Король Яхья – любимец англичан, они не могут на него нахвалиться. Сэр Джилберт Клейтон: «Я потрясен его умением управлять». Подполковник Гарольд Джекоб: «Святость имама Яхьи как потомка Пророка и его статус высшего священника секты Заиди дополняют престиж его благодатного управления. Его методы патриархальны и гуманны. У него одно пристрастие – Йемен». Представители еврейства именуют его флагманом справедливости и сочувствия: он положил конец анархии, и при его правлении евреи пребывали в относительно благоприятных условиях и были в фаворе у короля».

Это не смущает «борца с колониализмом» Рашида Риду. Он и его соратники выполнили главное – обрушили империю. Как нам хорошо известно, любители разрушения империй вовсе не обязательно плохо относятся к возникающим на ее останках националистическим режимам, даже если прекрасно знают, что эти режимы фатально несамодостаточны. Обхаживая Яхью вместе с англичанами, Рида помогает дорушить еще одну колониальную державу – Италию.

В последние годы жизни он переосмыслит свои прежние позиции и станет горячим поклонником государственности Саудовской Аравии. Теперь он считает шейха Мухаммада ибн Абд аль-Ваххаба «одним из справедливых обновленцев, призывавших к очищению единобожия, к искренней вере в единого Аллаха против новшеств и прегрешений».

Однако нельзя сказать, что Рида пришел к последовательному ханбализму. Поскольку, помимо вопроса о чистоте веры (и соответственно, об отношении не только к имамам, но и к Сунне), существует еще одна дихотомия – между сторонниками Предания (асхаб аль-хадис) и сторонниками самостоятельного суждения (асхаб ар-райи). Это легальный многовековой спор между разными масхабами суннитского ислама.

Рида унаследовал от египетского кружка вторую позицию – асхаб аль-райя в сфере, касающейся бытовой жизни (маслаха), то есть свободу интерпретаций (широкое толкование иджтихада). Основания исходят из духа так называемого модернизма рубежа веков, в особенности из представления о том, что мусульманский мир не должен «закрываться» от технических достижений Запада.

Начало ХХ века было периодом, когда стремительный рывок науки застал врасплох духовенство всех традиционных религий. Ровно те же процессы переосмысления происходили в мусульманской интеллектуальной среде Индии и Индонезии. И тоже не самостоятельно: Саид Амир Али (1849-1928), основатель индийской Национальной мусульманской ассоциации и предвестник пакистанской государственности, считавший, что ислам вполне совместим с западным либерализмом, был учеником сэра Саида Ахмед Хана. Его коллега, столь же почитаемый ныне Мухаммад Икбал (1873-1938), окончил Кембридж и длительно преподавал в Лондоне. У них будет брать уроки первый президент Пакистана Мухаммад Али Джинна – и не только у них, а у Ага Хана II, которого можно назвать соавтором проекта разделения Индии. И в отличие от советов приближенных, указания Ага Хана будут играть роль неоспоримых инструкций: Джинна – исмаилит, и обязан чтить имама, «живого Бога», и приносить ему персональные дары. Дополнительную опеку окажет последний британский генерал-губернатор – Луис Маунтбаттен, отца принца-консорта-мальтузианца принца Филиппа Эдинбургского. И множество прочих доброжелателей, включая основоположника Рационалистического интернационала графа Бертрана Рассела.

Рида не предвидел, каких технических достижений достигнет Запад в начале следующего века, и в каких целях они будут применяться, и как ученики гуманиста Ганди применят на практике идеи ненасильственного сопротивления. Не предвидел этого и основатель БМ Хасан аль-Банна в униженном, социально расслоенном реколонизированном Египте 1920-х годов.

Этот просчет, проистекающий из подсознательного подобострастия, восприятия своей цивилизации как неполноценной, недоразвитой – сколько об этом было написано на рубеже веков одним только Абд ар-Рахманом аль-Кавакиби, порицателем деспотии и мечтателем о социально справедливом халифате! – предвещает колоссальную, беспрецедентную трагедию цивилизации 85 лет спустя.

КТО ДРУЖИЛ С МУФТИЕМ-НАЦИСТОМ?

Совершенно не удивительно, что исламских модернистов из кружка аль-Афгани-Сануа-Абдо считают еще и основоположниками египетского социализма (точно так же в Италии коммунисты записывали в свой пантеон Мадзини, а в России – Бакунина). «Изначальный ислам» стал знаменем борьбы против коррупции властителей, за справедливое распределение общественных благ и самоуправление.

Та же система ценностей, но с религиозной окраской, проходит сквозной нитью через последующее развитие египетского движения «Братья-Мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»). Учитель средней школы Хасан аль-Банна заимствует антибюрократический, антикоррупционный (и антигосударственный) пафос у Абдо, а привнесенную ханбалитскую аскезу – у Риды. Помимо этого, они интегрируют в свою философию элементы суфийских учений, что не противоречит их критике отдельных суфиев.

Базовые положения концепции Аль-Банны предопределяют массовость движения. Не только и не столько принцип «наша конституция – это Коран», сколько принципы внутренней толерантности. Из 10 «столпов» Аль-Банны, при единстве цели («установить Коран и Сунну как единственную отправную точку в упорядочении жизни мусульманской семьи, личности, общины и государства») и врага, и ханбалитского принципа включения дела (амаль) в веру (иман), 7 (СЕМЬ) принципов излагают РАЗРЕШЕНИЕ НА ИНАКОМЫСЛИЕ: п.2 — консолидация вокруг базовых принципов при игнорировании мелочей, п.3 – поиск достойного исламского способа разрешения споров, п.4 – отношение к тому, кто возражает, с позиции добра, п.5- избежание деспотизма в организации, п.6 – возможность более одного правильного суждения по конкретному вопросу, п.7 – сотрудничество в том, на чем достигнуто согласие, и прощение в спорных вопросах, п.10 – жалость, а не злоба к заблудшим.

(Не худуд, а жалость. Есть разница?)

Аль-Банна преподает в Исмаилии – городке, где находится администрация Суэцкого канала. Ричард Митчелл, автор первой апологетической книги об истории и философии БМ (1969), упоминает, что администрация Суэцкого канала внесло финансовый вклад в строительство первой мечети БМ в Исмаилии. Несмотря на то, что БМ встретила выход этой книги с энтузиазмом, шейх Юсеф аль-Карадави в дальнейшем категорически опровергает эту версию, утверждая, что аль-Банна, напротив, был организатором борьбы работников компании за свои социальные права. Версия аль-Карадави в настоящее время является мэйнстримной и излагается в большинстве энциклопедий.

Ян Джонсон не отрицает партнерства БМ с британцами, но датирует первые его проявления концом 1930-х гг., когда Лондон в преддверии войны опасался усиления в Египте прогерманских настроений. Тот же автор далее развивает уже популярную версию о пронацистской расположенности БМ. Этот исторический вопрос заслуживает особого рассмотрения.

Исходный мистический источник, общий для нацизма и множества романтических социальных движений первой половины ХХ века, отыскать совсем не сложно. Одни и те же розенкрейцеры дергали за ниточки Мадзини и Маркса, одна и та же практически дословно, мифология исповедовалась Блаватской и лояльным СССР семейством Рерихов.

То же касается высших финансовых кругов, связанных с тайными обществами. Если разоблачителям связей Ленина с Парвусом, которые, кажется, уже выделились в отечественной науке в самостоятельную профессию, позволят сделать еще два шага в системе связей рубежа веков, они наткнутся на имена крупнейших мировых банкиров, вкладывавших средства и в русскую революцию, и в гитлеровский режим – достаточно назвать Варбургов, это имя звучало на Нюрнбергском процессе.

К этому можно добавить, что одна книга Г.Ф.Гегеля был для советских марксистов настольным учебником диалектики, а другая – фундаментальным обоснованием гитлеровского расистского подхода. Что и русских (потом советских), и нацистских мистиков с подачи британских оккультистов тянуло в Тибет, но ни реальному коммунизму, ни реальному нацизму это никак не помогло. Мистик Герман Гесс, близкий к этим кругам, бежал из Берлина в Лондон и был объявлен перебежчиком, а свой поступок объяснил жалостью к британским детям и животным (которая не распространялась на советских детей). Мистик К.Г.Юнг, столь же близкий к этим кругам, стал одним из интеллектуальных учителей номинально (ostensibly) левого сообщества New Age.

В создании популярной версии о связях БМ с нацистами вложили свой вклад и вполне добросовестные исследователи параполитики. У конспирологов-демистификаторов есть большое преимущество: отслеживая параполитические процессы в исторической динамике, они отбрасывают наносы ненаучной фантастики, идентифицируют манипулятивные вбросы (concoctions), вскрывают банальные интересы присвоения, на протяжении веков маскируемые политической и дипломатической риторикой. Недостаток этого жанра состоит в том, что вместе с фальшью официоза и приглаженными академическими версиями официальной истории они выбрасывают за борт массивные пласты социальных и культурных процессов вместе с динамикой мотивации реальных политических игроков – национальных лидеров, руководителей политических движений, которые, управляя большими массами людей, взятой на себя ролью принуждены отвечать их чаяниям.

Так, Дэвид Ливингстон, идентифицируя древние идеологические источники нового египетского рационализма конца XIX века, выбрасывает за борт многовековой контекст мутазилизма. История ХХ века в его изложении оказывается такой же упрощенной: например, Вторая мировая война, которая в его представлении представляет собой в чистом виде исполнение «заветов» Альберта Пайка, сужается до рамок противостояния нацизма и политического сионизма как двух оккультных изобретений, предназначенных для столкновения цивилизаций в мальтузианских целях.

Эта схема «пентаграммы против свастики» учитывает влияние старых, новых и новейших оккультных и мистических кругов, но духовная энергетика монотеистических религий, в том числе православия, остается за бортом. Точно так же остается за бортом созидательный потенциал реального коммунизма. Эта схема вовсе игнорирует как трансформацию идеологических «зерен» культурным субстратом, так и специфику, масштаб, искания и идейную эволюцию государственных лидеров, политиков, богословов, глав разведслужб и крупных дипломатов. За бортом этой схемы оказывается, например, не только личность Иосифа Сталина, но и логика его военной политики, выходящая за пределы наднациональных замыслов, хотя и мотивируемая не только традиционными геополитическими соображениями (контроль над проливами), но и многовековыми историческими смыслами (возвращение в Константинополь).

В результате этого избыточного упрощения упускается различие между марксизмом и русским коммунизмом (исчерпывающе описанная Николаем Бердяевым именно через призму влияния культурного субстрата), и точно так же – различие между философскими и оккультными источниками ислама ХХ века и реальным политическим исламом, который развивается в новую эру в широком диапазоне форм. Выпадает анализа и феномен «отраженного влияния» — восприятие идеологически окрашенного строительства политических моделей в Европе многомиллионными массами людей периферийных стран. Итогом становятся политические штампы, воспроизводимые затем множеством авторов, ангажированных конъюнктурой момента.

Та синтетическая форма ислама, которую развивал аль-Банна в Египте при короле Фаруке, вовлекала широкую массу верующих в низовую социальную деятельность, семейную взаимопомощь, обучение (причем не только религиозное), общественное самоуправление. Ихваны на практике строили как духовный мост между разрозненными общинами, так и классовый буфер, предохраняющий общество от социальных потрясений. Естественно, что в этой деятельности были заинтересованы наиболее дальновидные правительственные чиновники и умеренные партийные лидеры, представляющие интересы национального бизнеса. Ленин назвал бы их мусульманскими народниками.

В то же время БМ занимались «экспортом идеологии» в страны региона – Трансиорданию, Сирию, подмандатную Палестину. В этом процессе им неизбежно приходилось соприкасаться и с колониальными администрациями, и с местными чиновниками, и с духовной иерархией. Включая, разумеется, муфтия Иерусалима

Хадж Амина аль-Хосейни.

Бывший офицер турецкой армии Хадж Амин аль-Хосейни стал муфтием он получил при активной поддержке англичан – более того, он был продвинут на эту должность вопреки результатам выборов, которые он в 1921 году проиграл. На тот момент, как поясняет Давид Сторобин, британцы руководствовались соображениями политического контроля: Хосейни принадлежал к одному из двух самых влиятельных в Палестине арабских семейств, муфтием был и его отец. Более того, британская администрация постаралась избавить Хосейни от соперников из клана Нашашиби.

Хадж Амин аль-Хосейни еще до получения должности поощрял стычки между арабским и еврейским населением, но британцы эму это прощали. Его лично выгораживал Высокий комиссионер в Палестине, английский еврей Герберт Самуэль. В 1929 году очередное столкновение с еврейскими поселенцами поддержала вместе с муфтием и Коммунистическая партия Палестины, получавшая поддержку из СССР.

Ближний Восток – именно тот регион, где простая схема «звезды против свастики» вступает в противоречие с реальностью. Увлечение муфтия аль-Хосейни нацизмом, как и его последующие поездки в Берлин и встречные нацистские инициативы (Арабский клуб), проистекали не только из неприязни Хосейни к евреям.

Во-первых, у муфтия (что не было распознано англичанами) были собственные, личные «династические планы», в которых он рассчитывал на поддержку нацистов. Во-вторых,

в 1930-х годах германская модель государственного строительства становится популярной на арабском Востоке в массах населения, причем больше всего там, где колониальная политика англичан и французов вызывает широкое недовольство. Сами аль-Джунди, один из основателей сирийской партии БААС, вспоминал: «Все, кто жил в Дамаске в то время» (середина 1930-х), были свидетелями расположения арабов к нацизму».

У феномена германофилии, живым наследием которого стал один из многочисленных кандидатов-самовыдвиженцев на египетских выборах 2012 года пенсионер Гитлер Абу Саада, были убедительные социальные причины. Впрочем, пример Германии привлекал тогда многих — и в Мексике, и в русском Харбине, и в узком кругу евреев-романтиков в подмандатной Палестине. О том, что жизнерадостные мальчики из Гитлерюгенда через пять лет начнут с германской методичностью физически истреблять неполноценные по Гегелю народы, догадываются немногие.

Эти настроения не могли не распространиться и на Египет. Если бы не активная социальная деятельность БМ, они бы получили более широкое распространение. Воссозданное в октябре 1933 года Ахмедом Хуссайном движение «Молодой Египет», активисты которого называют себя «зеленорубашечниками» и имитируют нацистские штурмовые бригады, поначалу состоит из нескольких сотен человек. Но их число постепенно растет, они устраивают стычки с «синерубашечниками» из партии «Вахд», а затем устраивают покушение на лидера этой партии Мутафу Наххаса. «Младоегиптянам» приходится уйти в подполье, они распространяют антибританские листовки, и их социальная база растет.

Неудивительно, что британская сторона заинтересована в использовании БМ в качестве противовеса «Молодому Египту». Это делается опосредованно: БМ активно опекает лояльный англичанам Мустафа Наххас.

Между тем муфтий Хосейни не только братается с нацистами, но и содействует им в создании вооруженных формирований и публично агитирует против англичан. Муфтия вынуждают покинуть Палестину.

В конце 1930-х в ряде очередных межэтнических столкновениях в Палестине участвует

молодежная группа «Джамият шабаб сайидина Мохаммад» (Общество молодежи нашего Учителя Мухаммеда), отделившаяся от БМ. Аль-Банна этого не одобряет, хотя в Палестину отправился ранее его собственный зять Саид Рамадан. Муфтий в это время находится в Ливане – под покровительством французской администрации.

Между тем «Молодой Египет» выходит из подполья в другой «одежде», теперь апеллируя к религии и называя себя Национальной исламской партии. В ее рядах – молодые офицеры Гамаль Абдель Насер и Анвар Садат.

По газетным полосам и даже страницам энциклопедий гуляет штамп: дескать, аль-Банна «благословил» распространение «Майн Кампф» на арабском языке. Между тем историки Ближнего Востока (в том числе и пристрастный автор Давид Сторобин) пишут, что книгу Гитлера переводил на арабский родной брат Насера.

Когда в Африке высаживается армия Роммеля, активистов Национальной исламской партии отлавливают и сажают в тюрьму, откуда юный Садат пишет трогательные письма фюреру. А британцы силой – при поддержке танкового взвода! – принуждают

короля Фарука уволить премьер-министра Али Махера, склонного к прогерманским настроениям, и вернуть на его должность Мустафу Наххаса.

Естественно, что в тот период в рамках БМ существует закрытая военная структура «Аль-Джихаз ас-Сирри». С этими «боевиками аль-Банны» Насер будет особо жестоко расправляться, когда придет к власти.

Союза между нацистами и БМ не могло возникнуть не только по причине партнерства с «Вафд» в 1930-х годах. Идеологическая несовместимость признается даже крайне пристрастными западными авторами.

Так, на портале маргинального англо-индийского движения FaithFreedom International, созданного «гражданами, отказавшимися от ислама» (от его имени обычно выступает проповедник Али Сина), воспроизводится версия о партнерстве БМ с «Молодым Египтом». Однако даже эти крайне ангажированные авторы (заголовки на портале: «Мохаммед против Аллаха», «Что Черчилль говорил об исламе», «Ислам чужд западной цивилизации и т.п.») утверждают, что «БМ не следовало расистской политике национал-социализма, поскольку она расходилась с их концепцией универсального мусульманского братства. Гитлер не мог служить моделью для аль-Банны». Поэтому объяснение «пассивности» БМ только влиянием МИ-5, как это делает Ян Джонсон, — явное упрощение, а объединение Ливингстоном БМ и «Молодого Египта» в один субъект – натяжка, противоречащая даже контексту самого автора.

Хаим Купферберг – конспиролог, считающий БМ идеологической и кадровой базой глобального терроризма! – признает, более того, подчеркивает, что в послевоенные годы БМ находится под полным контролем англичан, и более того, становится «престижной» (на мировой арене) организацией после того, как в нее вступают представители влиятельного финансового семейства Аззам. «Абдель Мохаммед Аззам, вся жизнь которого была связана с Соединенным королевством, выполнял поручения Лондона в Ливии, оказывая поддержку роду Сенусси, что обеспечило установление власти короля Идриса. После войны А.М.Аззам становится первым генеральным секретарем Лиги арабских государств, создание которой спонсируется Великобританией, а его дочь Муна выходит замуж за старшего сына саудовского принца Фейсала — Мохаммеда», — напоминает этот автор.

Период, когда БМ находится под контролем Лондона, совпадает с периодом ее миссионерской экспансии в соседние страны региона – в Трансиорданию, Сирию, Йемен. Наибольшую популярность идея «исламской нации», трансформированная идея Риды, находит в Йемене, где вдохновленная БМ партия получает название «Аль-Ислах» — «Реформа». Партии с такими же названиями и антибюрократическими программами возникают затем в Бахрейне и Сомали.

Сирийская БМ радикализируется после объявления вне закона (1963), что в итоге приводит к ее маргиналиазации, ввязыванию в террор (1978) и расколу на соперничающие группы (1988). В итоге проектировщикам сирийской революции в 2011 году приходится ее «собирать по частям», но и это не удается из-за конфликта с другими лоббистами.

Что касается муфтия Иерусалима Хадж Амина аль-Хосейни, то его укрывает после войны не БМ: он получает убежище в Каире от короля. И вовсе не с помощью Вашингтона или Лондона, вовсе не в рамках «приручения» разведчиков и ученых нацистского режима. Наоборот, Лондон требует экстрадиции муфтия, а его бегство в Египет устраивает французский министр иностранных дел Жорж Бидо. Если эта деталь выбрасывается из анализа, то вместе с ней выбрасывается французская политика во всей ее эгоцентрической двусмысленности в течение не только всего XX века, но и позже (Николя Саркози – ее самый свежий, но вряд ли последний образец).

Отечественным проповедникам догмы «БМ=фашизм» можно предложить для осмысления такой ряд фактов для размышления. Муфтий аль-Хосейни, помогая фюреру, участвовал в создании боснийской дивизии СС «Санджар». В числе офицеров этой дивизии был некто Алия Изетбегович. В 1992 году этого Изетбеговича преподнес миру представителем «нового, умеренного ислама» французский философ Бернар-Анри Леви (позже — автор сценария военного вторжения НАТО в Ливию).

Лоббирование бывшего нациста Изетбеговича совершенно не мешает Бернару-Анри Леви посещать Израиль и учреждать там институт в память о своем учителе Эмманюэле Левинасе. И президент Израиля Шимон Перес, многолетний лидер левой партии «Авода» (он же — покупатель ядерной бомбы у Франции), включает Леви в Международный совет Peres Fund for Peace. Почему он называется Peres Fund for Peace, а не Peres Fund for War? Можно объяснить это его личным лицемерием, можно – традицией подмены понятий в постиндустриальном мире.

Философ Тарик Рамадан, преподаватель Оксфорда, гражданин Швейцарии и внук Хасана аль-Банны, считает исламофобами Бернара-Анри Леви, как и его коллег Андре Глюксмана и Алена Финкелькро. И говорит об этом вслух, что вызывает мощный всплеск правозащитного гнева в Париже (этот всплеск, впрочем, не распространяется ни на Лондон, ни на Берн).

Во Франции Бернар-Анри Леви тоже был ближе к левым – к Соцпартии, но когда представилась возможность послужить делу французской экспансии в Африке, философ «перешел линию» и оказал услугу Николя Саркози. Можно объяснить этот факт шовинистическим пафосом, можно иначе – желанием сослужить службу «главному левому» в представлении таких «левых», как Леви и Перес — Бараку Хусейну Обаме.

И наконец, можно заподозрить Леви, называвшего Ахмада Шах Масуда своим другом, в принадлежности к параполитическим структурам, участвующим в переделе мирового наркорынка. Равно как и рынка легких вооружений, прямо связанного с ним. Африка, откуда родом Леви, сегодня – не столько арена борьбы между державами, сколько арена борьбы между наркокланами.

А ведь это вопрос не последней важности – хотя бы потому, что этот рынок, где семейство Ага Хан имеют непубличную репутацию ключевых воротил под лондонским покровительством, является цивилизационной угрозой для нашей страны.

ИХВАНЫ, КУТБИСТЫ И МИРОВЫЕ ИГРОКИ

В изложении событий конца 1870-х годов в Египте Дэвид Ливингстон обратил особое внимание на противоборство вокруг Суэцкого канала. Этот сюжет действительно важен: это константа, которая действует и до настоящего времени, и продуцирует не только локальные волнения и «просвещенческую полемику», а масштабные геополитические конфликты – от Суэцкого кризиса 1956 года до «арабской весны» 2011-го.

Политический кризис в Египте, который выливается в государственный переворот лета 1952 года, начинается годом раньше – после того, как Мустафа Наххас отказывается от продления подписанного в 1936 году Англо-Египетского договора о Суэцком канале. Руководство БМ разделяет его мнение о кабальном характере соглашений – поскольку к этому времени канал становится ключевым маршрутом транзита нефти.

Король Фарук, в социально нестабильный послевоенный период теряющий остатки популярности, поступает самым непродуманным образом – сменяет премьера. После чего правительства – как в России накануне 1917 года – «меняются как перчатки».

Политическому хаосу, как и в начале века, сопутствуют массовые забастовки. В стачечных комитетах имеют влияние две силы – БМ и египетские коммунисты, их объединяет антимонархический и антикоррупционный пафос. Неудивительно, что советские спецслужбы, о которых упоминает Коупленд, имеют дело и с теми, и с другими: массовую оппозицию в тот период просто трудно разделить. Столь же естественно, что партнерство исламистов-самоуправленцев и трудовиков-атеистов, зародившееся в антимонархической борьбе, будет иметь продолжение в следующих поколениях.

В это время внимание колониальных держав приковано к оппозиционному офицерству – бывшим пронацистским «молодым египтянам». В январе 1952 года возникают очередные волнения в Исмаилии, которые подавляются огнем, а через полгода группа «Молодые офицеры» во главе с Мухаммадом Нагибом и Гамалем Абдель Насером свергает короля. Свою руку прикладывает накануне сбежавший из французского заключения алжирский оппозиционер Ахмед Бен Белла.

В Wikipedia об этом эпизоде написаны удивительные вещи: якобы короля свергали одновременно ЦРУ и КГБ СССР. Во-первых, в 1952 году такой аббревиатуры, как КГБ СССР, еще не было. Во-вторых, временный консенсус США и СССР в Египте возникнет не в 1952, а в 1956 году. А в 1952 году разные внешние силы, как и писал Коупленд, делают разные ставки.

Первым президентом страны становится Мухаммад Нагиб. Потом в США, как документирует Ян Джонсон, отправляется делегация БМ во главе с Саидом Рамаданом и встречается лично с президентом Эйзенхауэром. А после этого Насер осуществляет второй этап переворота – отстраняет Нагиба. За что? За «длительные замаскированные» связи с БМ.

После покушения на свою жизнь, совершенного активистом БМ Мохаммедом Абделем Латифом, Насер вслух называет БМ британским агентством влияния. Далее следует период весьма жестких репрессий – по примеру НКВД, с масштабными трудовыми лагерями. Жертвами становятся как БМ, так и коммунисты. В советской художественной пропаганде того времени Насер изображается в виде мясника с топором.

Американцы намеренно «разводят» Насера с БМ. Но он и без этого предрасположен к этому долгоиграющему отчуждению: после встречи и длительной беседы с руководителями движения в 1948 году он пришел к выводу о том, что их взгляды не соответствуют его модели управления. Что закономерно: самоуправленцы в принципе не могут вписаться в мобилизационный диктаторский проект. Пристрастные авторы, догматически зацикленные на образе «строителей тоталитарного халифата», спотыкаются на этом противоречии: оно нарушает их картину мира.

В 1954 году Насер вновь поднимает вопрос о Суэцком канале. В тот же период некие лица осуществляют серию терактов в британских и американских представительствах. Летом 1955 года МИ-6 вступает в переговоры с БМ с расчетом на устранение Насера его руками. Обсуждается сценарий переворота с возвращением к власти Нагиба. Одновременно британская пресса «вспоминает» о недавнем участии Насера в пронацистской деятельности, а также сообщает, что Насера обслуживают беглые немецкие офицеры. Это действительно так, но с одним уточнением: этих офицеров курирует ЦРУ.

На первом плане – перехват Вашингтоном, обогатившимся на Второй мировой, британского имперского наследия. Однако поддержка Насера встречает сопротивление в Конгрессе США. Еще более заметны две полярные позиции в британском истэблишменте в 1948 году, в период первой арабо-израильской войны. Конфликт между Лондоном и Вашингтоном – или между англо-американскими параполитическими кланами? В пользу второй версии свидетельствуют странные события в Израиле.

С одной стороны, в некоторых энциклопедиях проскальзывает упоминание о том, что Насер поддерживает некие непубличные контакты с Израилем, правительство которого с декабря 1953 года возглавляет экс-глава МИД Моше Шарет. С другой стороны, осенью 1954 года в Египте пойман с поличным человек, готовивших очередной антиамериканский теракт в театре «Рио». В квартире задержанного по имени Филипп Натанзон находят документы, по которым устанавливают других лиц, все они еврейского происхождения. Двоих приговаривают к казни, еще двое совершают самоубийства в тюрьме. Один из этих самоубийц, уносящих тайну с собой, — Меир Макс Бинет, с 1952 года находился в Египте, выдавал себя в Египте за немца и встречался с бывшими нацистскими специалистами. За нациста – более того, эсэсовца — выдавал себя и куратор пойманного исполнителя провокации Аври Элад. Хотя израильские СМИ гневно осудили египтян за «фальсификацию», в феврале 1955 года министр обороны Пинхас Лавон ушел в отставку, уступив место экс-премьеру Давиду Бен Гуриону. В том же году Бен Гурион сменил Шарета на посту премьера.

Целью провалившейся операции израильской военной разведки под названием «Сусанна» состояла в том, чтобы (цитирую историка Шабтая Тевета) «подорвать доверие западных держав к действующему правительству Египта, таким образом, чтобы вина за теракты была возложена на «Братьев-мусульман» и коммунистов… возбудить аресты, демонстрации и акты отмщения». Для чего все это? С одной стороны, согласно историку англо-египетской дипломатии Питеру Хану, «израильские чиновники опасались, что вывод британских войск из зоны канала… возбудит агрессивность Египта в отношении Израиля и ослабит давление Запада на Египет в таких вопросах, как условия по Суэцкому каналу». С другой стороны, итогом скандала бы уход Шарета, который «не был настроен на конфликт с Советским Союзом».

Когда рассматривались обстоятельства провала, Пинхас Лавон попытался свалить вину за провал операции на генерального секретаря министерства обороны Шимона Переса, однако ему не поверили. Год спустя Аври Элад был уличен в передаче египтянам шифрованных писем, и в Моссаде пришли к выводу, что он сдал остальных участников операции. Служебное расследование 1960 года показало, что Лавон действительно был не тем лицом, которое авторизовало операцию «Сусанна».

Итак, сложная операция (она же включала в себя и возбуждение массовых волнений) состояла в том, чтобы убедить Лондон и Вашингтон в необходимости сохранения «статус кво» на Суэцком канале. Сюжет действительно сильно перекликается с играми времен поздней Османской империи. И этот сюжет, где БМ должна была стать жертвой навета, лишний раз доказывает, что упрощенная схема «аль-Афгани-Абдо-аль-Банна» не в большей степени характеризует массовое социальное движение БМ, чем схема «Парвус-Троцкий-Ленин» — сталинскую ВКПб.

К Бен-Гуриону у Москвы особые претензии: в 1949 году он «похоронил» — при американской теневой поддержке – сталинский проект просоветского Израиля. А в 1956 году Франция (в связи с ситуацией в Алжире, где Бен Беллу поддерживает Насер) и Англия приглашают Бен Гуриона на тайную встречу в Севре, где договариваются о совместном нападении на Египет. Происходит это после того, как Насер в июле 1956 года объявляет о национализации Суэцкого канала и одновременно запрещает пропускать по нему израильские суда.

В популярных биографиях Насера для широкой аудитории – как отечественных, так и американских – затушевывается как период прогерманской ориентации Насера, так и сюжет с «Сусанной». Это консенсус умолчания делает логику событий 1956-73 годов непонятной для широкой аудитории, а пустота легко заполняется конъюнктурным суррогатом. Например, мифом «БМ=нацизм». Добросовестные конспирологи, подхватывая этот миф, в лучшем варианте «приумножают сущности», в худшем – упускают тот момент в середине ХХ века, когда мальтузианские задачи начинают решаться не военными, а наоборот, более изощренными «ненасильственными» средствами – и как раз тогда традиционные (монотеистические) вероучения и церкви становятся объектом дискредитации и субверсии.

СССР и США солидарно «гасят» первую войну за Суэц. У каждой стороны своя мотивация. К этому времени Насер уже покупает оружие у стран соцлагеря, а свой проект развития называет «арабским социализмом». При этом в тогдашней борьбе за мир у советской стороны обнаруживается союзник в Лондоне – граф Бертран Рассел, один из инициаторов Пагуошского движения. Граф-мальтузианец привлекает симпатии Хрущева как воинствующий атеист, а также защитник Палестины от израильских оккупантов.

Симпатии Хрущева наивны и безответны: граф – не только антисталинист, но и идеологический оппонент любой сильной государственной власти. Поэтому еще с середины 1950-х он поддерживает БМ. Конспиролог Дж.Коулман трактует этот факт в контексте целеполагания МИ-6, однако доходит до несвойственных ему философских обобщений: он прямо связывает поддержку БМ со стороны Рассела мальтузианским намерением «удержать египетское общество в архаическом состоянии».

Между тем Насер продолжает подвергать БМ – как английских агентов и саботажников, которые мешают его националистической индустриальной программы – массовым репрессиям, и находит полное понимание со стороны хрущевского СССР. Это вполне устраивает Эйзенхауэра, хорошо знающего все слабости нового советского руководства. Атеистическая зацикленность Хрущева – первоисточник всей последующей политики Вашингтона по использованию исламского пафоса против коммунистической системы.

В это время Саиду Рамадану, ангажированному Эйзенхауэром, открывается «зеленый свет» в Европе: он учреждает Германское исламское общество (GID), а затем Всемирную мусульманскую лигу с участием членов саудовской королевской семьи. Идеологические разногласия между ваххабитами и «обновленцами» отходят на второй план.

В 1958 году Насер сталкивается с противодействием части сирийского руководства созданию Объединенной Арабской республики: бунтует «прокоммунистический» глава генштаба Сирии Афиф аль-Бизри. Спустя месяц Насер разоблачает заговор короля Сауда с целью убийства. И тут происходит удивительная для монархии передвижка: Сауда смещает принц Фейсал, «известный панисламистскими взглядами», с которым Насер находит общий язык.

В 1964 году Насер угрожает Израилю военным возмездием, повод — проект отвода вод из реки Иордан в Негев. Но делает ставку не на арабский (но просоветский) ФАТХ, а на Арабское националистическое движение во главе с арабом-христианином Жоржем Хабашем. Ведь в этом году он избран председателем Движения неприсоединения, которое создавали «пацифисты» из круга Рассела. Образцом для него служит Тито. Закономерно, что в том же 1964 году тысячи членов БМ амнистируются.

В 1967 году «неведомая рука» толкает Насера на войну с Израилем, которую советский премьер Косыгин тщетно пытается остановить. Нападение Египта и Сирии оборачивается разгромом. Поражение дискредитирует в глазах народа «социалистический проект Насера с египетским лицом».

Однако отдельная группа в рамках БМ в канун кампании подвергается особо жестким репрессиям. Ее представляет Саид Кутб, бывший член управляющего бюро БМ, публицист, автор оригинального обзора Корана и революционной книги «Вехи на пути», где образ зла представлен совсем не режимом Насера, а арабским духовенством, в том числе саудовским (а с Эр-Риядом, недавно идеологически чуждым, у Насера как раз нормализуются отношения).

Саид Кутб подвергается казни 29 августа 1966 года, ее персонально исполняет будущий вице-президент, а затем президент Анвар Садат. Муршид (глава) БМ Хассан Исмаил аль-Худайби вроде бы еще недавно сочувствовал Кутбу, однако порицает его в книге

работе «Ду’ат ла кудат» («Молящиеся – не судьи»).

Чтобы порицать шахида (в глазах населения), нужны серьезные основания. Страх перед репрессиями? Нет, для большинства БМ они закончились. С чем спорит муршид Худайби, и что его не устраивает в писаниях Кутба? Его не устраивает развитие Кутбом концепции «джахилийя» (разложение), а точнее – то, что она распространяется не только на западный мир, но и на арабский, и оправдывает войну одних мусульман с другими. Позиции Насера и Худайби сходятся.

Автором концепции «джахилийя», которая не вписывается в это взаимопонимание, является не Кутб, она пришла извне. Ее автор – пакистанский публицист и политик Абудь Али Мавдуди, оппонент Ага Хана II и Джинны в спорах о будущем Индии (противник раздела), а позже — основатель пакистанской партии «Исламский джамаат».

В том, что диагноз разложения исламского духовенства был поставлен ребром именно в Пакистане, не было ничего удивительного. Разделу Индии предшествовала многодесятилетняя «просвещенческая» деятельность британцев, предопределяющая не только создание территориальных «бомб замедленного действия», но и искусственный отбор в интеллектуальной среде и духовенстве для обеспечения последующей управляемости бывших колоний. Здесь роль Афгани играет другой перс-мистик – Мирза Гулам Ахмед, искренне считающий себя новым Мессией. Созданная им неоцерковь Ахмадийя, как и бахаистское сообщество, «корректирует» все авраамические религии (Гулам Ахмед, например, утверждал, что Христос повисел ан кресте четыре часа, а потом отправился в Индию искать потерянные племена Израиля, а второе его пришествие состоится в Дамаске). Гулам Ахмед вместе с сэром Саидом Ахмед Ханом под маской пантеистического неомессианского пацифизма готовит раздел Индии, а спустя полвека представитель его «церкви» Мухаммед Зафарулла Хан буквально под диктовку лорда Линлитгоу составляет проект границ двух доминионов. «Зафарулла по моей инструкции написал меморандум о двух доминионах. Он только боится, как бы не прослышали о его авторстве», — снисходительно вспоминал лорд. Если первым резидентом Пакистана становится исмаилит Джинна, то первым главой МИД – сектант Зафарулла, отчитывающийся о каждом действии лорду Рэдклиффу.

Предпринятая Мавдуди яростная защита религиозных основ уже нового государства, которому грозило новое дробление, произвела впечатление на многих современников. Но Кутб кое-что добавил от себя: из своего путешествия в США от вынес не только вывод о полной моральной деградации Запада, который больше не вправе ничему учить ислам (это был один из главных его постулатов), но и влияние некоторых западных авторов. Выдающийся российский исламовед Е.А.Резван пишет (1994) о влиянии сэра Джулиана Хаксли на взгляды Кутба, вносящее в них евгенический элемент.

Собственный пересмотр Корана («Под сенью Корана» с выводом о том, что ключевые мекканские суры «отменяются» мединскими – отсюда оправдание войны любыми средствами на всем пространстве субъективно (произвольно) трактуемой территории «джахилийя», — не конъюнктурно, а идеологически неприемлем для большинства ихванов: аль-Банна этому не учил.

Максималистский, «неконструктивный» пафос Кутба, как и его выводы о цивилизационном превосходстве Ислама над Западом, по своим причинам неудобен Саиду Рамадану. Он хорошо знаком с Мавдуди, вместе с ним участвовал в учреждении Всемирной мусульманской лиги. Но партнерство с радикалами ему не к лицу.

Саид Рамадан, имеющий швейцарское гражданство, в 1973 году учреждает Исламский совет Европы. Эта структура будет курировать множество исламских культурных центров, наставляя мышление богословов на «модернистский», «просвещенческий», рационалистский путь в духе отцов-основателей ихванизма и в противовес «отсталому» традиционному духовенству. Это путь приспособления к западной реальности – или, как сейчас принято говорить, инклюзии. Родной брат аль-Банны, Гамаль, имеющий репутацию либерала и никогда не подвергавшийся преследованиям, всецело занят соответствующей интеллектуальной работой. Директором центра в Лондоне становится Салим Аззам, влиятельный бизнесмен и родственник первого генсека ЛАГ А.М.Аззама. Они занимаются подготовкой не революции, а концепции европейского мультикультурализма. Тот факт, что Салиму Аззаму в 1978 году доверяют руководство лондонского Исламского института оборонных технологий (!) – лишнее тому подтверждение.

В 1977 году шейх Юсеф аль-Карадави, ученик аль-Банны, считающийся уже в этот период духовным покровителем БМ, однозначно отмежевывается от Кутба.

Это не значит, что Мавдуди и Кутб оказываются «за бортом» внимания мировых институтов и спецслужб. Они востребованы: этому благоприятствует политическая конъюнктура.

Мавдуди вдохновляет многих не только в суннизме, поскольку он – не панарабист. Он вдохновляет, в частности, аятоллу Хомейни. А затем на его влияние ссылается целый диапазон богословов – от сирийского радикала Салаха Сирийи до умеренного богослова Хуррама Мурада (1932-1996), который в 1978 году открывает в Лестере (Великобритания) офис Исламского общества.

Сам Мавдуди в тот же период оказывается на лечении в США, где умирает от болезни почек. При этом в Вашингтоне уже хорошо знают имена еще некоторых внимательных читателей книг Мавдуди и Кутба – Усамы бин Ладена и Абдуллы Аззама (как подчеркивает Хаим Купферберг, Абдулла Аззам – однофамилец, а не родственник египетской семьи Аззамов). В 1979 году они учреждают «Мактаб аль-хидамат» (Бюро содействия») — структуры найма добровольцев в Афганистан для противостояния советской интервенции.

Между тем кутбист Хуршид Ахмад, директор Исламского фонда в Лестере, становится министром экономики в новом пакистанском правительстве Зии уль Хака. С именем этого правителя в истории Пакистана связано два процесса – исламизация законодательства (из-за которой реформистским мыслителям приходится искать себе применения в университетах США) и… распространение наркомании. Одна тенденция не противоречила другой. В 1979 году, перед лицом вторжения СССР на афганскую территорию, Пакистан должен был стать «бастионом веры» на пути «атеистической агрессии». Идеи Мавдуди и Кутба были для этого самым удобным обоснованием.

Исламизация Пакистана была удобна и финансовым операторам. Зажигательная фразеология позволяла мобилизовать пассионариев на исполнение рискованных спецопераций, а жесткий авторитарный контроль над СМИ – противодействовать утечке информации о частных мотивах, которыми руководствовались посвященные лица. В том числе генералы Объединенной разведки Пакистана, губернатор Северо-Западной провинции Фазл Хак, протеже Зия уль-Хака, и их общий друг финансист Агахасан Абеди — основатель лондонского банка Bank of Credit and Commerce International (BCCI).

Радикалы-бессребренники были в цене и на ключевых маршрутах транзита наркотиков. Читатели Кутба дают о себе знать мятежами в иракском Курдистане. В это время Абдулла Аззам свободно путешествует по американским университетам, рассказывая байки о геройских подвигах муджахедов в борьбе с Советами и при этом называя главным героем войны Ахмада Шах Масуда. Он учреждает в 8 городах США центры «Аль-Кифа», через которые затем фиансируется 40% бюджета моджахедов, в особенности «северных командиров» — Масуда и Хекматиара.

Еще один кутбист, Айман Завахири, в 1979 году участвует в создании группы «Джихад» («Исламский джихад») в Египте, повод – «кемп-дэвидский сговор». В октябре 1981 года эта группа убивает Анвара Садата.

БМ – вне подозрений: при Садате они окончательно выходят из опалы, получают официальную регистрацию, а в 1984 году даже проводят 7 своих представителей в Национальное собрание.

На протяжении афганской кампании BCCI становится мощным финансовым институтом. Он приобретает в Женеве 85% акций Banque de Commerce et Placements (BCP), директором которого становится Альфред Хартман, член совета директоров N.M. Rothschild and Sons (Лондон), президент цюрихского Rothschild Bank AG и вице-председатель нью-йоркского InterMaritime Bank Брюса Раппапорта. Экспансии способюствует высочайшая политическая поддержка. В американских энциклопедиях неловко, с оговорками, признается, что Агасану Абеди «по непонятным мотивам» (не материальным) лично покровительствовал президент США Джимми Картер. В то же время в Лондоне BCCI поддерживает премьер Джеймс Каллагэн. Супругой Усамы бин Ладена становится сестра владельца 20% акций BCCI Халеда бин Махфуза.

Праздник на улице BCCI заканчивается после того, как в 1988 году в соответствии с Женевскими соглашениями СССР обязуется вывести войска из Афганистана. Новым президентом Пакистана становится Беназир Бхутто – выпускница иезуитской школы, Гарварда и докторантуры Оксфорда, отца которой Зия уль-Хак повесил, а брата – отравил. Она разоблачает вовлеченных в наркобизнес чиновников и на всякий случай пишет книгу «Если меня убьют».

Обижена не только пакистанская ISI – обижены бин Ладен и Абдулла Аззам. В марте 1989 года, когда муджахедам не удается взять Джалалабад, Усама вместе с Абдуллой Ассамом обвиняют Вашингтон и Эр-Рияд в предательстве.

В ноябре 1989 года под Аззамом взрывается радиоуправляемая бомба, заложенная агентом иорданских спецслужб. Оторванная нога учредителя американской сети

«Аль-Кифа» застревает в электропроводах. В память о нем в Лондоне открывается организация его имени, а в Палестине его имя запечатлевается в названии радикальной группировки, которая имеет манеру устраивать пальбу из самодельных ракет по израильской территории как раз накануне очередных переговоров по урегулированию.

В августе 1990 года Усама пытается выбить новый контракт. Он еще является влиятельным лицом: в Эр-Рияде его соглашаются принять король Фахд и принц Султан. Он требует денег на операцию по вооруженному свержению Саддама Хусейна.

СССР вывел войска из Афганистана, Чингиз Айтматов опубликовал трагический роман «Плаха» о распространении наркомании в Средней Азии, а представитель N.M. Rothschild and Sons вошел в совет директоров фонда «Интерприватизация» вместе с членом политбюро Аркадием Вольским (который затем будет официально принимать в России Садруддина Ага Хана). В начале 90-х даже американские католики-консерваторы, воспитанные на антикоммунизме, будут сочувствовать России, ограбленной (stripped) Брюсом Раппапортом.

Кутбисты, нанятые для афганской «операции истощения», рассчитывают на соответствующую долю глобального влияния, но их ставят на место. В феврале 1991 года США действительно инициируют операцию «Буря в пустыне», но бин Ладену отказывают в средствах, с ним не хотят иметь дело и члены его семьи. В июле того же года Банк Англии после серии звонков и телеграмм из Федерального резерва США отзывает лицензию у банка BCCI. «Крайним» делают зятя Усамы бин Ладена – Халеда бин Махфуза. Глава ЦРУ Билл Гейтс называет BCCI, любимый банк Картера, не иначе как «банком проходимцев и преступников».

Обиженные окапываются в Хартуме. Решение об этом принято в Лондоне еще в 1989 году. Выпускник Школы права Лондонского университета Хассан ат-Тураби создает новую структуру, которая фигурирует в разных источниках то как «Исламский легион», то как «Вооруженное исламское движение». В апреле 1991 года в Хартуме созывается «Исламская арабская народная конференция», которая создает Народную интернациональную организацию (PIO) в качестве альтернативы Организации исламской конференции (OIC). Там же, в Судане, находит убежище бин Ладен.

При демократе Билле Клинтоне моджахеды «работают» в Алжире. Боснии, на Филиппинах, на Северном Кавказе. Дагестан завален адаптированными переводами книг Мавдуди и Кутба. В 1995 году PIO объявляет благим делом джихад в Ичкерии. Примерно ту же позицию занимает Андре Глюксман из левинасианского кружка Бернара-Анри Леви. Он даже получает орден Ичкерии вместе с Сергеем Адамовичем Ковалевым (в багаже которого – также премия от фонда Бертрана Рассела).

Лучшие времена Беназир Бхутто, когда она успешно лоббирует пакистанский ядерный проект, проходят. Ее правительство не справляется с экономическими проблемами, а поддержки Вашингтона в решающий момент она не получает. В 1993 году она уступила власть Навазу Шарифу, но ее оппонентам этого мало: в 1995 году она переносит покушение, а в 1996 ее обвиняют в коррупции и принуждают в итоге к эмиграции.

Муджахедов (Масуда, Хекматиара и пр.) Беназир Бхутто называет «американским Франкенштейном». В то же время ей принадлежит решающая заслуга в укреплении власти талибов в Афганистане — в чем, как пишет ее биограф Стивен Колл, особенно отличился лояльный ей генерал-лейтенант Навиз Рана, которого она называла «нашим Георгием Жуковым». Талибы проводят массивные операции по уничтожению опиумных полей, что приводит к росту отпускных цен на героин и сокращению прибыли в экспортной цепочке.

В 1993 году в Кабуле сталкиваются интересы двух потенциальных инвесторов Туркмено-афгано-пакистано-индийского трубопровода (ТАПИ), одну из которых представляет аргентинская Bridas Corp, а другу – американская Unocal. Интересы Bridas лоббирует почетный консул Туркменистана в Израиле, президент Merhav Group Йосеф Майман. Выигрывает Unocal, оппоненты считают, что за ней стоит Halliburton Ричарда Чейни.

В том же 1993 году взрывается грузовик у одной из башен Всемирного торгового центра (ВТЦ) в Нью-Йорке, вина возлагается на кутбистов, а именно – на слепого шейха Омара абд аль-Рахмана, недавно проповедовавшего в Афганистане. Якобы именно слепой имам, а не ученики Абдуллы Аззама из его американских центров, вдохновил своими речами террористов. Вопрос о том, откуда вообще взялся шейх и кто его, слепого от рождения, возил в Кабул, остается за скобками. Несмотря на то, что Хосни Мубарак, весьма зависимый от Америки политик, прямым текстом говорит, что Омар – агент ЦРУ, что именно в этом качестве он был внедрен в радикальное студенчество Египта.

Но эта версия отторгается. Ведь Омар – тот самый проповедник, который в 1980 году инициировал объединение египетской «Гамаа исламийя» (в переводе – «Исламский джамаат», но название начала 1970-х не имеет отношения к Мавдуди) с более радикальной молодежной группой «Джихад» (после чего основатель и лидер «Гамаа». Салах Хашем, вышел из организации), а также подписал фетву о физическом уничтожении Анвара Садата, которая спустя год была исполнена. Не придается значения и свидетельству бывшего израильского разведчика Виктора Островского о том, что один из исполнителей, палестинец Ахмад Ажаж, был осведомителем «Моссада». Зато ФБР фиксируется на двух других уликах: еще один исполнитель, Эльсаид Носайр, проходил по делу радикального раввина Меира Кахане (хотя суд не признал его участником убийства, вменив только хранение оружия!), а другой, Абдулбасет Махмуд Абдул Карим, гражданин Кувейта, прибыл в США с фальшивым иракским паспортом на имя Рамзи Юсефа. Иракский паспорт! Долгожданное свидетельство причастности Саддама Хусейна к терроризму в США!

За дополнительными уликами против Абдул Карима глава ЦРУ Джеймс Вулси отправится в Лондон. Потом эксперты будут со смехом рассказывать, как Вулси пытался найти хоть какое-то свидетельство о том, что Абдул Карим, наполовину пакистанец, наполовину кувейтец, и Рамзи Юсеф из Ирака – не одно, а два разных лица.

В 1995 году подвергается обыску американский исламский фонд World Islam Studies Enteprise, его активы замораживаются по подозрению в финансировании палестинской организации «Исламский джихад» (повод – дело слепого шейха, хотя речь идет не о египетской организации). По этому же делу обыскивается офис фонда SAAR, поскольку один из его менеджеров, Сами аль-Ариан, также уличен в финансировании этой организации, но улик против него оказывается недостаточно. Однако в июле тго же года ФБР торжествует: при въезде в США задержан соучредитель палестинской ХАМАС Мкса Абу Марзук, который годом ранее произнес в ливанском эфире: «Смерть – это долг каждого мусульманина». Но не это главное: у него обнаруживают листок бумаги со спискм американских исламских организаций. По совпадению, как раз в этом году США включают ХАМАС в список террористических организаций. Марзука включают в перечень «особо обозначенных террористов», то в итоге выдают Иордании, а Иордания выдает его Сирии.

В 1997 году группа американских республиканцев и примкнувших к ним так называемых джексоновских демократов (поклонников Генри Джексона, соавтора поправки Джексона-Вэника) выступает с манифестом, критикующим Обаму за свертывание производства вооружений в момент, когда США находится перед лицом новых угроз. В тексте почти прямым текстом предсказывается «разрушительный удар» по Америке, а одновременно пропагандируется вторжение в Ирак. Впрочем, странное «предвидение» удара по Америке запечатлено уже в названии Центра превентивной политики, созданного в 1994 году в рамках Совета по международным отношениям.

В декабре 1999 года ФБР докладывает о том, что обнаружила в офисе исламского банка «Ат-Таква» на Багамах список владельцев акций этого банка из 700 человек. Список производил впечатление на обывателя: в нем были двое ближайших родственников бин Ладена, саудовские миллионеры, вышеупомянутый катарский шейх аль-Карадави, а также… убитый 50 лет назад Хасан аль-Банна. Хотя фальшивка шита белыми нитками, ход мысли понятен: в ближайшее время под тем или иным предлогом следует ожидать крупных конфискационных мероприятий. Именно в 1999 году схлопывается пузырь интернет-экономики первого поколения, и конфискация как метод «рихтовки» экономической политики вновь приобретает актуальность. Об этом могло свидетельствовать и пресловутое дело Bank of New York, и странная смерть банкира Эдмона Сафра, накануне уличенного в крупных реинвестициях теневых средств в Россию.

9 сентября 2001 года в Афганистане во время назначенной пресс-конференции гибнет Ахмад Шах Масуд, а спустя два дня в Нью-Йорке рушатся башни ВТЦ. Расплачивается Ирак (конфискация включает прямое разграбление Багдадского национального музея) и правительство талибов, а в США – те исламские организации, у которых есть что взять. Ситуация на наркорынке «нормализуется». Усама бин Ладен оказывается неуловим, и будет неуловим до своей физической кончины. Хозяевами ситуации оказываются – ненадолго – неоконсерваторы: Чейни, Рамсфилд, Фейт, Вулфовиц. Объявляется “war on terror”. В Лондоне закрывается организация им.Абдуллы Аззама.

Беназир Бхутто будет убита незадолго до конца правления Буша-младшего – в переломном во многих отношениях 2007 году. Влияние Картера и его круга в Вашингтоне восстановится нескоро. Он занимается общественной деятельностью, эпизодически совершая поездки в Палестину, где является самым активным приверженцем идеи палестинского государства. Он избирается в состав международного совета Peres Fund for Peace, куда также входят Брюс Раппапорт, Йосеф Майман, президент Bridas Карло Булгерони, барон Эрик де Ротшильд (Франция) и сэр Ивлин де Ротшильд (Великобритания).

Слово «кутбист» в русскоязычном Word подчеркивается красным цветом. Не общепринятый, «непонятный» термин. А в западном исламоведении – общепринятый и понятный. Может быть, стоит ввести его и в отечественный, хотя бы экспертный оборот, чтобы не путаться в трех соснах? Ведь слишком очевидно, что речь идет не только о двух разных философских феноменах и геополитических ролях, но даже о разных лобби – хотя в отдельных местах они пересекаются.

БИТВА С ФАНТОМОМ

В своей нашумевшей статье «Тайная история отношений Вашингтона с «Братьями-мусульманами» (The New York Review of Books) Ян Джонсон утверждает, что американцы « поддерживали «Братьев-мусульман» вплоть до терактов 11 сентября 2001 года, после этого обвинили в пособничестве террористам и заморозили все контакты с этой организацией, а уже ко второму сроку Буша-младшего неоконсервативная администрация Буша посчитала, что возобновление сотрудничества с «Братьями-мусульманами» может оказаться плодотворным». Эта схема не просто примитивна: она уводит в сторону от реальности.

Во-первых, громкие процессы 1990-х годов не только готовили американское общество к усвоению всемирной исламской угрозы, но и создавали образ врага. На процессах ФБР постоянно звучало и распространялось в СМИ имя «самой коварной» и многоисленной международной исламской организации – БМ, хотя ни один из уличенных террористов не имел к ней отношения, а отказ от террора эта организация выдерживала, в отличие от многих других структур. Притянуть БМ можно было только «за уши» — тем фактом, что в этой организации некогда состоял Саид Кутб. Но если сложить число невинных (только боевых) жертв террора исламистов во всем мире, приписав их его (и в его лице БМ) влиянию, то эти тысячи померкнут перед сотнями тысяч жертв военных вторжений и многолетних «пребываний» НАТО, оправдываемых актами террора — не говоря о том, что термин «террористических организаций по найму», false flag terrorist organizations, стал общеупотребительным с 1980-х годов.

Во-вторых, неоконсерваторы (как часть истэблишмента, включающая, повторяю, не только республиканцев) не меняли своего подхода и не отказывались от своих слов. В 2006 году политика США изменилась не потому, что неоконсерваторы «переменились», «пересмотрели позиции» или тем более «покаялись». Они вполне постоянны в своих симпатиях. Билл Кристол, один из подписантов вышеназванного меморандума от имени Проекта за новый американский век (PNAC), так охарактеризовал в передовице своей Weekly Standard исход республиканских праймериз 2011 года (23.11.2011): «Итак, у нас гонка с двумя основными конкурентами – Гингричем и Ромни, за ними второй ряд – Бахман, Кейн, Перри и Санторум, и все они согласны в фундаментальных вещах: все они ястребы и эксепционалисты (проповедники исключительности Америки), все они за оборону и за Израиль». У традиционных консерваторов, как известно, базовые идеалы касаются ценностей семьи, общественной морали и личных прав.

Неоконсерваторов непредвзятые критики в американском истэблишменты называют романтиками – поскольку в своей стратегии они исходят не из реального положения вещей (в том числе в американской экономике), а из фантомов. Их отрицательный образ – «международная иерархия Братьев-мусульман» — не реальность, а фантом. Их положительный образ – поголовно милитаристский, априори проамериканский и яростно (fervently) сионистский Израиль – тоже не реальность, а фантом. Зато реальностью являются интересы американского ВПК, для которого наличие реальной или фантомной глобальной угрозы, от кого бы она ни исходила – источник заказов и изобретательской фантазии.

Буквально сразу же после событий 9/11 неоконсерваторы, действительно, начали «охоту на ведьм». Но при этом предметом охоты оказались не реальные жесткие исламисты, а благотворительные фонды, финансируемые как БМ, так и саудитами. А объектами политического остракизма – традиционные консерваторы, которые соответственно их пониманию (и пониманию вышестоящих лиц) сотрудничали с этими фондами, в том числе в электоральных интересах.

Уже в начале октября проводятся обыски в офисах компании Nada International (ранее – «Ат-Таква») в Швейцарии и на Багамах, а в декабре – в крупнейшем в США благотворительном исламском фонде Holy Land Foundation.

Банк «Ат-Таква» попал под подозрения еще в 1986 году, когда лондонская «Аш-Шарк аль-Авсат» сообщила о тайной встрече Юсефа Нады с ливанским шиитским радикалом Мохаммадом Хусейном Фадлаллой и Омаром Абд аль-Рахманом в доме экс-президента Алжира Ахмеда Бен Беллы в Лозанне. Итальянская DIGOS, занявшись расследованием по этому сигналу, позже сообщает, что Юсеф Нада и Галеб Гиннат – преемник Саида Рамадана (проживающего в Лозанне) на посту главы GID — пользуются услугами бывшего спонсора нацистов швейцарца Франсуа Жену (Genoud) и поклонника нацизма Ахмеда Юбера (Альберта Губера). По конспирологическим сайтам растекается очередная версия о связях мусульманских активистов одновременно с нацизмом и коммунизмом (поскольку Юбер оказывал услуги Карлосу-Шакалу, имеющему репутацию агента КГБ). Эта конспирология отвлекает внимание от действительно важных сюжетов того времени (1986) – «Ирангейта» и дела с захватом лайнера Achille Lauro.

Материалы DIGOS (она занялась этим делом, поскольку Нада имеет итальянское гражданство), озвученные в множестве СМИ и ставшие основами сюжетом публицистики и детективной документалистики, представляют собой довольно противоречивый набор. Итак, речь идет о банке, который учредили Нада, Гиннат, Юбер и «хранитель нацистского золота» Жену. На самом деле в швейцарских документах Жену не фигурирует, так значатся две других личности – супруги Мансур, о них в СМИ – ни слова, имя Мохаммеда Мансура всплывает только на двухчасовом допросе профессора, ведущего англо-американского эксперта по реальному исламу Джона Эспозито (где ему приходится рассказывать, что такое ислам, шариат, джихад и т.д.). Он говорит, что это имя ему неизвестно.

Ян Джонсон в Wall Street Journal подробно рассказывает об истории Исламского культурного центра в Мюнхене, где впервые всплывает Гиннат. Следует отметить, что Джонсон – любитель детективного стиля и броских заголовков, он педалирует тему нацистских связей с ЦРУ (это его приоритет) и старается их доказать. Но при этой предвзятости он не стремится притянуть факты за уши к исследовательской гипотезе. А факты в его изложении таковы. В 1958 Саид Рамадан приезжает в Мюнхен и заявляет о желании построить культурный центр. Он обращается к местному чиновнику Герхарду фон Менде, а чтобы у того не было подозрений, приводит к нему действующего офицера ЦРУ (!). Фон Менде старается найти подходящего партнера из местных мусульман. И находит узбека по национальности, уроженца СССР, во время войны служившего в СС – имама Нагибходжу Намангани. Но очень скоро эсэсовец Намангани пытается вытеснить Рамадана из состава правления, уличая его в финансовых нарушениях! Рамадан срывает эту попытку с помощью своих коллег (позже оказывается, что один из них – Мохаммад Акеф, будущий Высший руководитель БМ).

После того, как главой Исламского культурного центра становится Гиннат, Рамадан (оставивший эту должность пятью годами раньше, в 1968 году) появляется в Мюнхене реже. Между ними, как рассказывают Джонсону в Мюнхене, «какой-то конфликт». Сам Гиннат также редко появляется с Мюнхене, сосредоточившись на деятельности в Швейцарии — не в Лозанне, а в Кампьоне д’Италия (итальянский эксклав в швейцарском кантоне Тичино). Нада, Гиннат, супруги Мансур привлекают Юбера, поскольку могут зарегистрировать банк только с помощью гражданина Швейцарии. Другое дело, что у Юбера действительно есть свои исламские связи (от Алжира до Ирана), но насколько они совпадают со связями других директоров – не вполне ясно.

Менее дотошные, но более склонные услужить Вашингтону немецкие либеральные авторы пишут алармистские книжки о «нацистской мечети в Мюнхене», пережевывая все те же спекуляции по поводу Франсуа Жену. А что взять с Жену? Да, поклонник Гитлера и приятель французских ревизионистов Холокоста; да, основал Арабский коммерческий банк в Алжире и видимо, действительно помог Ахмеду Бен Белла крутить финансы; да, о Жену ходили легенды, ему угрожали, его пытались взорвать у дома неустановленные лица — но следа нацистских денег у него так и не нашли, а в 1996 он покончил с собой, воспользовавшись услугами частного агентства по эвтаназии.

Связать деятельность с Nada International также не удается. Ведь Гиннат уже с 1990 года им не руководит. Мохаммед Акеф покинул Мюнхен в 1987 году и отправился в Каир, где его избрали в Руководящее бюро БМ. Он имеет репутацию либерала.

В совете директоров Nada International – соучредитель и основной спонсор Мусульманской студенческой ассоциации США Джамиль Бардзинджи. Но он не египтянин, а иракский курд, как и два его партнера — Ахмад аль-Хадж Тотонджи и Хисам Яхья. Познакомились они меду собой не Каире, не в Лозанне и даже не в Киркуке, а в Лондоне.

Но каток уже покатился. В ноябре 2003 года арестовывают Абдуррахмана Аламуди – одного из спонсоров Джорджа Буша. Его знакомил с Бушем и Карлом Роувом политтехнолог Гровер Норквист – советник неоконсерватора Ньюта Гингрича! Но оказывается, все они фатально ошиблись, а бдительнее всех оказались Джеймс Вулси и журналист Дэниел Пайпс, накануне назначенный заместителем Секретаря по внутренней безопасности.

Команда Буша оказывается в двусмысленной ситуации с Аламуди. Он был прекрасным фандрайзером и пользовался полным доверием. Его общественная организация AMAFVAC) была в числе двух, которым был доверено отбирать исламских священников для американской армии. Достаточно сказать, что Аламуди, уроженец Эритреи, несколько лет работал в Пентагоне, не имея американского гражданства! Но он «засветился» в компании лоббистов ХАМАС, а на одном мероприятии оказался вместе с Юбером.

Аламуди взяли с поличным в момент ввоза крупной суммы денег. Он признается, что эти деньги были предназначены для убийства саудовского принца Абдаллы (будущего короля) по заказу ливийской разведки. Однако в результате ФБР начинает «шерстить» фонд SAAR, в котором он работал. А этот фонд (что очевидно даже по названию) финансировался как раз Саудовской Аравией. В фонде начинают искать следы БМ, хотя с саудовской монархией у этой организации отношения сложные, а с Каддафи – несовместимо плохие.

Но широкие круги сенсибилизированной публики всю эту несуразицу благополучно «глотают». Что от них и требуется накануне вторжения в Ирак.

Может быть, Аламуди соврал насчет заговора ливийцев? Совсем недавно, в апреле 2012 года, в Каире были опубликованы воспоминания свергнутого президента Хосни Мубарака, где они приписывает себе раскрытие заговора с целью убийства Абдуллы по заказу Каддафи. Мемуары крайне конъюнктурны, расчет на снисхождение Эр-Рияда понятен: больше никто Мубараку не поможет, особенно если на выборах победит представитель БМ. Но дым был не без огня.

Зачем Аламуди понадобилось рушить собственную карьеру ради ливийского каприза? Этот вопрос многочисленные конспирологи почему-то не исследуют. А ведь он интересен. После 9/11 Белый Дом и Каддафи выкурили, как известно, «трубку мира», и в Триполи началась «перестройка» и денуклеаризация. Курировал этот процесс помощник госсекретаря неоконсерватор Дэвид Уэлч (затем перешедший на работу в оружейную корпорацию Bechtel) . А на подрыве власти саудитов и расчленении этой страны на три части говорили другие неоконсерваторы – например, Пол Вулфовиц.

ФБР помогает неоконсерваторам переключить внимание публики на «фантом зла». При очередном обыске ФБР в рамках как называемой «операции Green Quest» обнаруживается «доказательство» претензий БМ на глобальную власть! На этот раз он исполнен более профессионально, чем перечень акционеров «Ат-Таква»: хотя бы нет мертвецов. Текст перехваченного «разъяснительного меморандума», где «излагаются цели БМ в США», дополнен перечнем «наших организаций и организаций наших друзей». Их 29, них половина – представительства национальных общин различных стран. То, что этот документ – фальшивка, видно по нескольким признакам: а) орфографической ошибке («Малазия» вместо «Малайзия»), б)сама логика подбора организаций «наших друзей» (пропущены профессиональные исламские ассоциации, действительно представлявшие интересы БМ), в)составитель произвольно присвоил руководящие полномочия якобы существующей всемирной иерархической структуры (Guidance Office) гражданину Ливана М.Акраму Адлуни (очевидно, взяв его имя из листовки Всемирного саммита по Аль-Кудсу, где Адлуни является генеральным секретарем).

Знаменательно, впрочем, что в перечень структур-мишеней конфискации включен Islamic Circle of North America (ICNA), представляющий интересы «Аль-Джамаа аль-Исламийя» (последователей Мавлуди). Неоконсерваторы включают-таки сеть Абдуллы Аззама в «фантом зла», поместив в конец «очереди». Зато в самом верху списка – Исламское общество Северной Америки» (ISNA), самая крупная религиозная организация традиционного ислама.

Islamic Society of North America (ISNA)
Muslim Student Association (MSA)
The Muslim Communities Association (MCA)
The Association of Muslim Social Scientists (AMSS)
The Association of Muslim Scientists and Engineers (AMSE)
Islamic Medical Association (IMA)
Islamic Teaching Center (ITC)
North American Islamic Trust (NAIT)
Foundation for International Development (FID)
Islamic Housing Cooperative (IHC)
Islamic Centers Division (ICD)
American Trust Publications (ATP)
Audio-Visual Center (AVC)
Islamic Book Service (IBS)
Muslim Businessmen Association (MBA)
Muslim Youth of North America (MYNA)
ISNA Fiqh Committee (IFC)
ISNA Political Awareness Committee (IPAC)
Islamic Education Department (IED)
Muslim Arab Youth Association (MAYA)
Malasian Islamic Study Group (MISG)
Islamic Association for Palestine (IAP)
United Association for Studies and Research (UASR)
Occupied Land Fund (OLF)
Mercy International Association (MIA)
Islamic Circle of North America (ICNA)
Baitul Mal Inc (BMI)
International Institute for Islamic Thought (IIIT)
Islamic Information Center (IIC)
Позже в докладе неоконсервативного Хадсоновского института (от прочих неоконсерваторов отличного только симпатией к Турции) будет названо втрое меньшее число организаций, связанных с БМ, и признан тот факт, что с 1995 года у американского представительства БМ нет ни «халифа», ни «муршида», ни «мосула».

Однако традиционного консерватора, профессора Джона Эспозито из Джорджтаунского университета и автора более 30 монографий, которыми пользуются все спецслужбы США, таскают на допросы не случайно: он не только общается с «фантомом зла», но и входит с его представителями в руководство нескольких организаций диалога. Например, он входит в состав руководящего комитета Круга традиции и прогресса (Circle of Tradition and Progress, COTP) вместе с шейхом Юсефом аль-Карадави.

В этом выборе была логика. Джон Эспозито, выпускник католической школы при Ордене капуцинов и Temple University, а до приглашения в Джорджтаун – декан иезуитского колледжа, в состоянии не только читать по-арабски и редактировать многотомную Оксфордскую энциклопедию ислама, но и говорить с традиционными мусульманами на одном ценностном языке. Это далеко не всем в американском истэблишменте доступно. То же касается выпускника Чикагского университета и Университета Аль-Асхар, преподавателя академии West Point Луиса Кантори, который входил в состав консультативного совета Объединенной ассоциации исследований и разработок (USAR) вместе с Хуршидом Ахмадом.

За этим выбором стояла логика не сектантского найма, а широкого вовлечения (engagement) для последующего поглощения (inclusion). Большинство Совета по международным отношениям, которое продумывало эту стратегию, не сомневалось в том, что априори более отсталая цивилизация духовно подчинится Глобальной Америке, Новейшему мировому порядку, и что публичная дипломатия в широком геополитическом смысле слова здесь будет эффективнее физической войны.

Джон Эспозито вошел в руководящий комитет COTP – «уникальной международной ассоциации, объединяющей выдающихся христианских и мусульманских преподавателей консервативного или традиционалистского направления (inclination)» — в 1997 году. Кроме Карадави, в составе этого комитета были малоизвестный тогда тунисский эмигрант Рашид Ганнуши и представитель палестинского «Исламского джихада» Башир Нафи. В свою очередь, Кантори был избран в USAR, основателем которого был Муса Абу Марзук, в 1998 году. Они могли догадываться, что их будут вызывать на допросы, так как в это время ХАМАС уже числился в террористических группировках. Но они не подверглись ни преследованиям, ни исключению из состава университетов – ни до, ни после 9/11.

Эспозито был одним из основателей Совета по ближневосточной политике (MEPC), в уставе которого впервые упоминается термин «Большой Ближний Восток» (Greater Middle East), где также присутствовал Роберт Спрингборг из Школы восточных и африканских исследований Лондонского университета и экс-глава Пентагона и заместитель главы ЦРУ, позже — президент американо-саудовской Carlyle Group Фрэнк Карлуччи. Там также состояли профессор Уильям Квандт из Brookings Institution и Яхья Садовский из Университета Джонса Хопкинса, не считая топ-менеджеров Exxon, Boeing, Abu Dhabi Investment и саудовской Bin Laden Group. Кроме того, Эспозито был заместителем председателя Центра изучения ислама и демократии (CSID) в составе Национального фонда за демократию (NED).

Неоконсерваторов нервировало название книги Эспозито «Существует ли исламская угроза?». Их могло еще больше нервировать тот факт, что в состав совета директоров MEPC вместе с представителем Bin Laden Group входят лица с фамилиями Гинзбург, Фальк, Перец, Хайес, а в CSID – Гамбург и Энтелис. Это нарушало картину мира. Но можно жаловаться, стучать кулаком, обличать, рвать волосы, а Ричард Фальк и Дэвид Гамбург – члены Совета по международным отношениям (CFR), а не какого-нибудь самодеятельного Ближневосточного форума или Центра за демократию в Иране. Это называется – как сядешь, так и слезешь.

Казначеем CSID стал Али Абузаакук – соучредитель Национального фронта освобождения Ливии. Его в 2002 году допрашивают с особым пристрастием: он был исполнительным директором Американского мусульманского совета, который возглавлял Аламуди. Однако Абузакук – проверенный госдеповский кадр, выполнял функции «посла оброй воли» во многих арабских странах. После роспуска АМС ему находят другое дело: он становится соучредителем Ливийского форума по человеческому и политическому развитию.

«Ливийская перестройка» по-разному мыслилась ядром CFR (Ричард Хаас, Джозеф Най, Бжезинский, его близкий коллега Фальк и др.) и неоконсерваторами. В контексте того плана трансформации исламского мира, о котором заявил Хаасс в ноябре 2002 года, режим Муаммара Каддафи подлежал полному демонтажу. Неоконсерваторы, напротив, рассчитывали на приручение Каддафи (отсюда – старт полуофициальной израильско-ливийской дипломатии) и демонтаж Ирака и Саудовской Аравии.

Предложения Вулфовица о расчленении Саудовской Аравии (в качестве мести за принадлежность Усамы бин Ладена к саудовскому семейству) совпали по времени с учреждением Института анализа глобальной безопасности (IAGS) во главе с экс-советником Рейгана по национальной безопасности Робертом Макфарлейном, целью которой был «поиск мер обеспечения независимости США от поставок нефти» и «выявление связей между нефтью и финансированием терроризма», а также популяризирующей эту задачу общественной организации Set America Free Coalition, куда вошли в качестве соучредителей идеолог неоконсерваторов Фрэнк Гаффни, а также Джеймс Вулси и Дэниел Пайпс.

А Джон Эспозито руководил Центром мусульмано-христианского взаимопонимания при Джорджтауне(ACMCU), носящего имя одного из спонсоров — саудовского принца Аль-Валида бин Талала. После 9/11 обывателю, с его перевернувшимся миром, легко можно было «впарить» версию о том, что это не ЦРУ через MEPC и переговорную площадку в Джорджтауне ангажируют отдельно взятого члена саудовского семейства, а наоборот – семейство через бин Талала покупает профессора Эспозито, а через него – Джорджтаун, MEPC и ЦРУ.

Неоконсерваторы сыграли немалую роль в подготовке общественного мнения к войне в Ираке. Но ни до, ни после 9/11 эта команда не обладала «контрольным пакетом» власти в американском внешнеполитическом сообществе. А когда попыталось на это претендовать, получило несколько очень сильных «щелчков по лбу».

Одним щелчком был скандал с передачей секретных сведений израильской военной разведке, из-за которого лишился должности президент могущественного AIPAC Стивен Розен. Дело было не только в факте шпионажа, но и с вскрывшимися фактами тайных переговоров с бывшим топ-брокером «Ирангейта» Манучером Горбанифаром, а также с бывшими союзниками свергнутого иранского шаха. Вторым щелчком было изобличение замглавы Пентагона Ричарда Перла, подписанта манифеста PNAC, в тайных встречах с оружейным трейдером Аднаном Хашогги в Риме. Дочь Ричарда Чейни, Элизабет, была, в свою очередь, «засвечена» в контактах с иранским оружейным трейдером Навидом Хиабани.

Неоконсерваторов ударили по самому слабому месту: как бы им ни хотелось это скрыть, они тоже имели дело с подозрительными исламскими деятелями, не более толерантными, чем активисты ХАМАС. В радиопередаче прошахского радио «Свободный Иран» враги семьи Пехлеви перечислялись в следующем порядке: а)иранские политики, купленные «Шин-Бет», б)агенты ЦРУ, в)землевладельцы, г)масоны и «Братья-мусульмане» (очевидно, в данном случае имелись в виду фидаины — Авт).

Третьим щелчком была вышедшая в препринте в марте 2006 года книга Джона Мирсхаймера и Стивена Уолта «Израильское лобби и внешняя политика США», а также ее одобрительная оценка Збигневом Бжезинским, который предвидел все побочные эффекты «кавалерийского наскока» неоконсерваторов – у себя дома и в Ираке.

Каковы были эти эффекты?

Внутриполитический эффект был катастрофическим для Республиканской партии США: стараниями неоконсерваторов она растеряла мусульманское финансовое и общественное лобби. Публичное унижение не только политтехнологов, но даже личных друзей Буша арабского происхождения, дало колоссальную фору демократам.

Внешнеполитический эффект состоял в том, что уже не одна из идеологических команд, а вся наступательная машина США получила серию сильнейших сногсшибательных оплеух в Иране (победа Ахмадинеджада), в Палестине (победа ХАМАС на выборах), в Египте (подавление первого проекта «арабской весны» 2005 года) и даже в Узбекистане, и лишь огромными усилиями удалось предотвратить избрание китайского протеже на пост генсека ООН (которого поддержали 45 государств Африки).

За счет чего Соединенным Штатам удалось выправить этот крен, который грозил утратой статуса сверхдержавы?

Во-первых, за счет того, что с 1998 года в столице Катара, городе Доха, в блистающих стеклом корпусах Города образования, последовательно открывали свои филиалы для арабских студентов Вирджинский коммунальный университет, Медицинский колледж Вейля-Корнелла, Техасский технологический университет, Северо-Западный Университет, Джорджтаун, Университет Карнеги-Мэллона, а кроме того — Brookings Institution и RAND Corporation. Все эти учреждения не стали спрашивать разрешения ни у Вулси, ни у Вулфовица, ни тем более у Дэниела Пайпса. И совершенно не побрезговали соседством с пресловутым шейхом Карадави.

Во-вторых, за счет того, что шейх Карадави взял на себя роль «Магомета, идущего навстречу горе». И повлек за собой – как духовный авторитет консервативного ислама –

массы мусульман, и не подозревающих о том, что они подвергаются инклюзии в чужую цивилизацию, к тому же находящуюся в системном ценностном и экономическом кризисе. Неоконсерваторы называли его «Хомейни для Египта». А он для Египта оказался Горбачевым. А для политического ислама, если обращаться к более ранним европейским аналогиям – скорее Бернштейном.

Карадави, первым из шейхов освоивший интернет и с 1996 ежегодно вещающий в эфире канала «Аль-Джазира», ничуть не побрезговал соседством с американцами – теперь уже не только и не столько традиционными консерваторами-католиками – в Городе образования.. Более того, с тех пор как ученику аль-Банны было доверено руководство Европейским советом по фетвам и исследованиям с центром в Дублине и Международной ассоциацией исламских ученых (IAMS) в Брюсселе, он стал еще большим реформатором ислама, чем был до сих пор, и отнесение его к категории

традиционалистов стало нелепостью.

Теперь Карадави обосновал концепцию срединного пути (васатийя): этот путь лежит «между духовностью и материализмом, идеализмом и реализмом, индивидуализмом и коллективизмом, постоянством и эволюцией». Земной шар в его представлении делился теперь не только на «дар аль-салам» и дар аль-харб», но еще и на неведомый Пророку «дар аль-ахд» — территорию примирения (к ней относится, например, вся Европа, кроме Сербии).

В 2001 году Карадави одним из первых исламских богословов решительно осудил теракт в Нью-Йорке, не подвергнув сомнению авторство «Аль-Каиды». Кутбистов не жалко.

А с 2006 года на англоязычную «Аль-Джазиру», на которую неоконсерваторы только бессильно шипели, потянулись не только эксперты, но и бывшие американские военные корреспонденты. Ихванский канал, финансируемый королевским домом Катара, оказался несравнимо терпимее к разномыслию, чем CNN или Fox News, не говоря уже о Weekly Standard. Внутренная цензура не допускала разве что выпадов против БМ и палестинского народа. Все остальное – пожалуйста!

И каждый приходил и говорил, что хотел и что наболело – от консерваторов-изоляционистов до крутых феминисток. Говори не хочу! В полном соответствии с принципами-столпами аль-Банны. Важны не слова, важно дело.

И дело – «ненасильственная арабская весна» — приближалось.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ» ИХВАНОВ

В 2007 году в США был учрежден очередной ближневосточный thinktank – Проект по демократии на Ближнем Востоке (POMED), где еще до подписания процитированного выше письма Обаме сплотились специалисты консервативного Джорджтауна и Института Ближнего Востока (MEI) и «прогрессистских» Гарварда и Стэнфорда. «Связующим звеном» оказался архитектор бархатных революций в Восточной Европе 1980-х гг,, член CFR Марк Палмер. В совете директоров, в частности – профессор Стэнфорда Ларри Даймонд и член совета директоров MEPC Мишель Данн, то есть представители совершенно разных школ и ценностных систем, которых «впрягли в одну телегу» глобальных интересов, отождествляемых с национальными интересами США.

Из спецдоклада POMED «Стратегия вовлечения политического ислама» (автор — Шади Хамид из катарского филиала Brookings): Есть четыре основания для вовлечения исламистских партий: а) сбор информации: диалог с различными оппозиционными группами с целью оценки политических условий на месте, б)публичная дипломатия: смягчение существующих антизападных настроений, в)продвижение демократии: содействие более эффективному мирному противостоянию авторитарным режимам, содействие объединению групп разной идеологической окраски, в)интересы безопасности: вовлечение популярных исламских движений – способ предупредить замещение авторитарных режимов нежелательными силами; в случае свободных выборов исламисты получат максимальное преимущество, и к этому нужно готовиться заранее. Процесс вовлечения может осуществляться параллельно на неофициальном и публичном уровне.

Комментарии, как представляется, излишни: разведывательная деятельность увязывается с идеологической и политической в едином и очевидно масштабном усилии. На дворе 2007 год, когда технологии 2.0 выходят на мировую сцену, и их потенциал «широкой инклюзии» достойно оценивается специалистами по трансформации обществ.

Суть подхода конкретизирует подсказка профессора Тимоти Гартона Эша (Колледж Св.Антония Оксфорда – партнер Einstein Institution по технологиям ненасильственных революций): «Мы делаем фатальную ошибку, игнорируя диссидентов в исламе».

Специалист, хорошо изучивший опыт «цветных революций», язвительно критикует партнерство Запада с фактическим изгоями исламских обществ – правозащитной публикой, отказывающейся от ислама или эпатирующих традиционное общество обычно из желания получить статус беженца. Такой «бросовой агентуре» Эш противопоставляет

Гамаля аль-Банну: вот образец исламиста, которого даже предвзятые ученые характеризуют как «демократического социалиста» в исламе. Вот с кем следует говорить.

В Штатах приближаются выборы, формируется новая внешнеполитическая повестка дня, в которой наиболее гибкие и чуткие к конъюнктуре бушевские кадры рассчитывают найти место. В июльском номере Journal of Democracy за 2008 год (9-12) публикуется статья сотрудницы Brookings и разработчика Проекта демократии и развития на Ближнем Востоке (MEDD) Тамары Кофман-Виттес «Исламистские партии: три вида движений».

«В период 1991-2001 мир политического ислама существенно диверсифицировался. Сегодня термин «исламисты» применяется настолько широко, что становится бессмысленным. К ним относят всех — от разрушителей Всемирного торгового центра до кувейтских депутатов, проголосовавших за расширение прав женщин. Нужно разграничение.

(Оплеуха неоконсерваторам номер 1).

Радикальных исламистов привычно отделяют от умеренных по довольно слабым и неубедительным критериям. Например, насилие. Но как оценивать группы, которые сами его не применяют, но поддерживают насилие других?

Я предлагаю другую типологию исламистских движений. Первая – небольшая группа, которую мы можем назвать «такфири» — идеологизированные движения, которые называют других мусульман еретиками и вероотступниками и на этом основании – возможными объектами нападения. Сюда относится «Аль-Каида» и ее сторонники в Алжире, Ираке и др. Вторая — локальные националистические милитаристские движения – «Хезболла», ХАМАС, шиитские милиции в Ираке. Они существуют в слабых или несостоятельных государствах. Они создают проблемы за счет своего насилия, а не в связи с исламом.

(Оплеуха неоконсерваторам номер 2, причем изощренная. Если Газа – часть Израиля, то Израиль – слабое государство, коль скоро жалуется на беспомощность перед ХАМАС. Если нет, то Палестина – хотя и несостоятельное, но государство).

В более сильных государствах Ближнего Востока исламские политические силы отличаются от ХАМАС и «Хезболлы». Это группы, которые избегают насилия и не ставят революционных целей. В одних странах они действуют легально, как Фронт исламского действия Иордании и Партия справедливости и развития в Марокко, в других – исключены из политического признания, но фактически влияют на политический процесс – как «Братья-мусульмане» в Египте и «исламские общества» в Кувейте. Все они хотят трансформировать общества в нечто более исламское, но рассчитывают сделать это снизу – путем убеждения людей в принятии исламских идей, требования исламской политики от правительств и большего исполнения религиозных заповедей гражданами.

(Удар по неоконсерваторам ниже пояса. «Фантома зла» больше нет)

К лету 2009 года, когда новый президент Барак Хусейн Обама задумал поездку в Каир, оказалось, что Мирсхаймер и Уолт очень сильно недооценивали некоторых своих коллег, которых записали в одну кучу с неоконсерваторами. А ведь о том, что вода и этот камень точит, можно было догадаться, когда среди защитников CSID от их нападок оказался подписант меморандума PNAC Джошуа Муравчик.

В своей книге Мирсхаймер и Уолт не смогли удержаться от «шкурных» претензий: они обижались за Уильяма Квандта, которого в Brookings заменили, по их мнению, «непрофессионалы», финансируемые Хаимом Сабаном.

Мирсхаймер и Уолт, бывшие офицеры МВФ, с типично киссинджеровским подходом к внешней политике (Уолта даже называют «утрированным никсоновцем»), не предвидели, что новая ближневосточная команда Brookings – ветераны ЦРУ Кеннет Поллак и Брюс Ридель и бывшая сотрудница Джорджтауна Тамара Кофман-Виттес – будут «править на месте Квандта лучше Квандта». А помощник госсекретаря по Ближнему Востоку Джефри Фелтман – лучше Робера Пеллетро (предшественника Дэвида Уэлча). Во всяком случае, в контексте отношений с египетскими партиями консервативного или традиционалистского толка.

11.03.2009 Открытое письмо президенту Б.Обаме: Мы воодушевлены Вашим обещанием прислушаться к чаяниям арабов и мусульман. Закрывая лагерь в Гуантанамо и прекращая пытки, Ваша администрация открывает путь к доверию между США и исламским миром. Миллионы арабов слышали Ваше выступление в феврале, и особенно обрадованы Вашей оценкой разрешения израильско-палестинского конфликта в числе первых приоритетов, что подтверждается назначением Джорджа Митчелла на пост посланника на Ближнем Востоке. Мы сознаем, что эти шаги сопряжены с трудностями и дилеммами, но смелые решения нужны сегодня как никогда раньше. Слишком долго политика США на Ближнем Востоке была парализована страхом перед приходом к власти исламских партий. Большинство мэйнстримных исламистских групп в регионе не практикуют насилия и уважают демократический процесс.

Документ инициирован CSID – организацией, роспуска которой пытались добиться неоконсерваторы Пайпс, Эмерсон, Кац и прочие. Теперь смотрим, кто подписывает:

— Радван Масмуди – президент CSID и друг уже не такого малоизвестного Рашида Ганнуши.

— Шади Хамид – директор катарского филиала Brookings.

А дальше, дальше какие имена!

— Ларри Даймонд – автор разгромной критической книги о политике Буша в Ираке и профессор Стэнфорда, ближайший коллега «джексоновского демократа» Майкла Макфола и профессора Аббаса Милани, стратег неудавшейся «зеленой революции» в Иране, которому затем будет поручено обучение «технологиям освобождения» на всем арабском Востоке.

— Фрэнсис Фукуяма – автор «Конца истории», осознавший, что самое интересное только начинается.

— Джек Дюваль — партнер Джина Шарпа и Питера Аккермана по подготовке свержения Милошевича, соучредитель и президент Международного центра ненасильственного конфликта (ICNC), с другой стороны – партнер «джексоновского демократа» Вулси по Арлингтоновскому институту. Вулси, Вулси, кому нужен твой Джексон?

— Тамара Кофман-Виттес – президент Сабановского центра Brookngs.

— Мортон Гальперин – замглавы Open Society Institute Джорджа Сороса и соучредитель Центра за американский прогресс.

— Луяй Сафи – экс-исполнительный директор Международного института исламской мысли (IIIT) и Ассоциации мусульманских ученых в области социальных наук (AMSS), обе структуры «уличены» в связях с БМ, в том числе и Хадсонским институтом. Председатель Сирийско-Американского совета. Подвергался бесчисленным допросам и проверкам. В своих трудах (до обысков и после) доказывает, что демократия, как система самоуправления, отчетности публичных чиновников и правового государства, полностью совместима с исламом, и что ислам – «неотъемлемый элемент трансформации мусульманских государств от автократического правления к самоуправлению» Вот оно, истинное лицо ужасного «мусульманского брата»!

— Стивен Зунес – ICNC.

— Джамаль Барзинджи — президент недавно опального IIIT.

— Реза Аслан – CFR, член совета директоров рокфеллеровского Ploughshares Fund, владелец AslanMedia, производящий развлекательные передачи для мусульман, автор «инновационной биографии» Иисуса Христа.

— Раввин Михаэль Лернер (Сеть спиритуальных прогрессистов).

— Ахмед Субхи Мансур — Международный коранический центр («модернизирует» Сунну и обучает мусульман китайской угрозе).

— Фрэнк Кауфман — Inter Religious Federation for World Peace.

— Маджид Наваз — соучредитель Quilliam Foundation, Лондон, бывший радикальный исламист, участник Альянса молодежных движений, куда приглашен лучшим учеником Фрэнка Карлуччи, «вундеркиндом» Джаредом Коэном.

— Роберт ЛаГамма — глава Совета за сообщество демократий.(в совете директоров – Карлуччи и Аккерман)

— Питер Бейнарт – язвительный левый публицист из ортодоксальной иудейской семьи, стипендиат CFR, пишет книгу «Кризис сионизма».

— Слиман Бушигир — Ливийская лига за права человека.

— Рэчел Кляйнфельд — Трумэновский проект по национальной безопасности.

— Зияд Абдельнур — Комитет США за свободный Ливан.

— Джон Эспозито и его коллеги – Ивонна Хаддад и Селахаттин Оз.

— Натан Браун – Carnegie Endowment.

— Роберт Каган — Carnegie. Каган – подписант меморандума CNAS и до сих пор был образцовым неоконсерватором. Кто совратил? Неужто супруга по имени Виктория Нуланд?

— Алан Мендоса — Проект демократической геополитики Джексоновского общества, Лондон. И вы – Бруты?

— Рэнда Слим — Rockefeller Brothers Fund. Как сядешь, так и слезешь.

В ноябре 2009 года Тамара Кофман-Виттес назначается заместителем помощника Госсекретаря по Ближнему Востоку.

В ноябре 2009 года Тарику Рамадану после 7-летнего перерыва разрешается въезд в США.

В августе 2010 года размораживаются активы Nada International («Ат-Таква»).

Консенсус католиков-консерваторов, пантеистов-псевдопацифистов и левых проарабских интеллектуалов (близких к ливанцу по происхождению Джорджу Митчеллу) вызывает оторопь не только у американских неоконсерваторов и их коллег в правых кругах Израиля. На встречное движение шейха Карадави, покровительствуемого «продвинутой» катарской монархией с собственным крепким задним умом, остро реагируют настоящие исламские традиционалисты.

«Умма подвергается искушению людьми, которые надевают одежды знания», — бьет тревогу Насир бин Хамад аль-Фахд в книге «Аль-Кардави филь мизан»). «Они изменяют и извращают законы Ислама во имя «реформации», и способствуют созданию условий для нечестия и разложения во так называемого «фикха облегчения». Они открывают двери для пороков под предлогом иджтихада, и принижают значимость некоторых аспектов Сунны под именем «фикх первостепенного», а также присоединяются к неверующим ради создания приятного для них образа Ислама.

Возглавляет этих людей муфтий-приспешник, Юсуф аль-Карадави, который работает для распространения их идеологии через свои каналы, Интернет, конференции, уроки, книги, встречи, и другими средствами.

И он заявлял, что кяфиры похожи на мусульман: они разделяют то, что на благо им, так же как и то, что во вред им, и что существуют общие основы у мусульман и христиан.

И он сказал, что мусульмане и христиане должны встать в один ряд на основании этих общих взглядов против атеизма, угнетения и тирании.

Он также упоминал, что целью джихада является защита всех религий, а не только Ислама. Он разрешил поздравлять их с их праздниками и одобрил избрание их в государственные органы и министерства.

Он разрешает небольшие ростовщические проценты, как 1% или 2%, основываясь на оправдании, что это служит для административных услуг.

Помимо этого, он разрешает музыку, развлечения, телевидение, каналы, телешоу, опускание одежды ниже щиколоток, снятие хиджаба, фотографирование, пьесы, продажу алкоголя и свинины неверным, он разрешает мусульманину трансплантировать конечности (части) свиньи, пожимать руки женщинам, одевать одежды, которые являются особенностью неверных, есть мясо животных, убитых молнией, разрешает женщине ехать заграницу с целью учебы и путешествования без махрама…Он призывает актрис, ушедших со сцены, не оставлять театральные постановки и киносъемки и не покидать кино-арену.

Правда то, что было сказано о нем, что Карадави с его постановлениями и отклонениями от законов Ислама, призывает всех тех, кто приписывает себя к Исламу, как бы говоря: «Делайте что хотите, ибо вам уже гарантирован Рай»».

(Это фактически обличение в исмаилистской ереси).

Имам Насир бин Хамад взывает к Аллаху, чтобы он удержал египетских мусульман от искушения.

Но египетские мусульмане одним ухом слушают западные танцевальные ритмы на радио «Аль-Хурра», а другим – перестроечные иджтихады Карадави. Потому что он – харизматик, а имам Насир – нет.

АКАДЕМИЯ ЛИЧНОСТНОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ

К богослову Карадави есть и другая претензия:

…Также он очень часто пишет в газетах о дозволенности актов самоподрыва, и называет совершающих подобное шахидами, тем самым, вводя многих невежественным мусульман в заблуждение. («Ас-Саляфу аль-Салих»)

Однако это «введение в заблуждение» вполне удобно: ведь сценарий «революций 2.0» предусматривает подстрекательство к самосожжению («Подвержение себя стихии – самосожжение, утопление» – метод ненасильственной борьбы по Шарпу N158).

Однако Карадави так тонко чувствует мировую конъюнктуру! «Мы просим от Запада.. позволить нам организовать свою жизнь в соответствии с нашей верой, если таково желание наших народов, без вмешательства в наши дела и без насаждения нам своей философии силой и обманом, исходя из того, что в нашем доме мы свободны; не называть нас «зеленой угрозой» после исчезновения «красной угрозы» СССР, на смену которой приближается «желтая угроза».

Если он в итоге заключит в объятия Далай Ламу и Десмонда Туту, это будет полный триумф новейшего мирового порядка.

Но нам легко смеяться. А как чувствуют себя 70-летние члены Руководящего бюро?

Так же, как члены Политбюро ЦК КПСС с началом перестройки.

Первый раскол БМ – 1996 –й год. После смерти Высшего руководителя Хамида Абу ан-Насра его преемником становится Мустафа Машхур, известный жесткими традиционалистскими взглядами, закаленными в тюрьмах. На это реагирует глава МИД Египта Хасан аль-Альфи, инициируется ряд арестов и обысков. А между тем умеренные деятели БМ среднего поколения, особенно ушедшие в бизнес, совершенно не хотят рецидива насеровских репрессий. Они ориентируются не на Машхура, а на высший богословский авторитет Карадави. Для них Махшур – что-то вроде Егора Лигачева. Происходит первый раскол с образованием партии «Васат» — «центр», баланс» — соответственно новой концепции Карадави. В этот аналог «демократической платформы в КПСС» принимаются также копты.

Догматик Машхур не благоволит коптам. Он считает необходимым введение давно отмененного налога на немусульман (джизья). В этом налоге вообще-то был определенный смысл: представителей меньшинств не призывают в армию, и налог подчеркивает равенство обязанностей перед государством. Однако светское общество и изрядная доля богословов считают джизью глубоким архаизмом, и «Лигачева» поднимают на смех в прессе. И Высший руководитель сдается, отказывается от своего предложения.

Вторая напряженная ситуация – 2004 год, близятся выборы, на них в альтернативу Мубараку выдвигается радикальный либерал (неолиберал в европейской трактовке) Айман Нур. Его уличают в подделке подписей, затем арестовывают. После смерти Машхура у БМ открывается шанс для участия в выборах под антикоррупционными лозунгами, плечом к плечу с левыми партиями. Высшим руководителем становится подходящая для этого фигура – Мохаммад Акеф, выученик Саида Рамадана. В своих речах он педалирует этническую и культурную толерантность партии. В итоге в новый парламент в качестве независимых кандидатов (БМ официально не зарегистрирована) проходит 88 братьев из среднего, активного и «незашоренного» поколения. В парламенте они «гвоздят» Мубарака и его правительство, например, за железнодорожную катастрофу (можно вспомнить культовый фильм советской перестройки «Остановился поезд»).

Накануне выборов заявляет о себе новая общественная межпартийная сила – «Кефайя» с символикой, до боли знакомой сербам, грузинам и украинцам – сжатым кулаком, поднятым вверх. Почерк принадлежит, действительно, наставникам из белградского CANVAS – дочерней структуры ICNC, фннансируемого Международным республиканским институтом. Питер Аккерман, член CFR, президент ICNC, ученик Ная и Шарпа, ректор Флетчеровской школы права Tafts University – республиканец, никогда не имевший отношение ни к неоконсерваторам, ни к партии Ликуд, на которую неоконсерваторы делают ставку в Израиле. Напротив, в ICNC вошли те кадры Einstein Institution, которые работали с палестинцами. И лозунг «Кефайя!» — «Хватит!» — адресован одновременно Мубараку и израильским оккупантам.

Это совершенно не значит, что в американском еврейском сообществе у египетского аналога перестроечного «Либерального форума» нет сочувствующих. Есть, и множество. На «Аль-Джазире», например, печатается М.Дж.Розенберг — член исполкома Israel Policy Forum, леволиберальной американо-израильской организации (впрочем, представляясь как старший сотрудник по внешней политике Media Matters Action Network).

Норман Паттиц, коллега Розенберга и учредитель двух медиа-ресурсов, предназначенных для вестернизации египетского общества – радио SAWA и телерадиокомпании «Аль-Хурра», принадлежит к тому продвинутому подклассу американского медиа-сообщества и одновременно – американского ВПК, который адаптирует новые технологии для нужд наступательной «публичной дипломатии». Этому сектору, который будет мобилизован в 2008 году Джаредом Коэном (учеником Карлуччи) и Беркмановским центром Гарварда, с практическим воплощением «плана Большой Ближний Восток» по умному (smart), гибкому, а не устаревшему неоконсервативному сценарию, гарантированы беспрецедентные прибыли. Этот мотив сильнее, чем мотив защиты отдельно взятого правительства на отдельно взятом клочке земли, даже если он называется Израиль. По той же причине сербским деятелям «Отпора» безразлична Великая Сербия: они мировые революционеры, а не региональные.

А кроме того, «умному сценарию» не нужен ни традиционный ислам, ни традиционное христианство, ни традиционный иудаизм. Соучредитель портала Global Voices и ключевой оператор трансформации Ближнего Востока, театральный режиссер по образованию Этан Цукерман, принадлежит к самому реформаторскому направлению в иудаизме – обновленческому движению, которое опирается на трансформированный лурианский каббализм и близко к пантеизму. Основатель этого направления Залман Шахтер-Шаломи был изгнан в 1960-х годах из хасидской общины за употребление ЛСД, после чего отправился в Индию в гости к Раму Дасу (Ричарду Альперту), собрату Тимоти Лири по «открытию новых пространств сознания», а затем к Далай Ламе.

Правда, в 2005 году строители пантеистического мирового порядка еще не располагают самым главным оружием – Facebook, Twitter и YouTube. Первая попытка «размораживания Египта» проваливается: Мубарак вводит жесткие меры, за что Египет расплачивается сокращением американских дотаций. Сценаристы нуждаются в дополнительном инструментарии, адаптированном к местности.

Ахмед Махер, один из ключевых организаторов египетской «весны», совершенно искренне говорит о том, что учебники Джина Шарпа были для него не единственным учебным пособием. Действительно, у «штурманов египетской бури» был еще один технологический наставник – как и у тунисской оппозиции. Это была организация под названием Academy of Change (AOC) – «Академия перемен», основанная в Лондоне как общество с ограниченной ответственностью в январе 2001 года (по данным «Аш-Шарк аль-Авсат»). Она «изучает ключевые сферы продвижения перемен», «распространяет культурные и стратегические ценностные системы цивилизационной трансформации обществ», «переформатирует умы, чтобы придать импульс управления переменами», «тренирует лидеров и организации по инициированию трансформации и их постоянному обеспечению (maintaining), консультирует государственные и неправительственные организации в обществах, подвергающихся трансформации, предлагает стратегический мониторинг процесса изменений в соответствии с научными критериями».

В ноябре 2005 года специалисты из AOC – Хашем Мурси, Ваэль Адель и его племянник Ахмед Адель Абдель Хаким начинают регулярные тренинги с активистами «Кефайя». Позже они даже припишут себе инициативу создания «Кефайи»,

В 2007 году AOC публикует три учебника – «Гражданское неповиновение», «Ненасильственная война – третий шанс» и «AOC MindQuake» (неологизм, запечатленный на сайте Академии, означает «мыслетрясение»). Это адаптированные к арабской (и шире – африканской) среде курсы личностной трансформации для активистов, включающие «перевоплощение в представителей дикой природы» методами, позаимствованными из общеизвестного НЛП.

Это переломный год. Госдеп окончательно освобождается от «упертых» апологетов war on terror, дискредитировавших Буша дома и за рубежом. Уходят Лиза Чейни и Карен Хьюз – обе раздражали дипломатов своими диктаторскими замашками и некомпетентностью одновременно. Замом госсекретаря по публичной политике становится медиа-менеджер Джеймс Глассман, а в это время Питер Аккерман наводит порядки в Freedom House, ликвидируя отдел по религиозным свободам. На создание харизматических сект, как это делалось в Турции, Узбекистане, Китае (Фалуньгун) государство больше тратиться не будет, как и на поствоенных антикоммунистических диссидентов, с которых сыплется песок. Резервом трансформации мира является youth, Jugend, шабаб. Молодежь.

Как показал опыт Украины, поколение, презирающее своих родителей и результат их труда – идеальный «паровоз» для трансформации. Современное образование формирует клиповое мышление, убивает рефлексию, разрывает историческую память, а новые IT-продукты, которые старики (включая даже Шарпа, в отличие от шейха Карадави) осилить не в состоянии, они подхватывают на лету. А язык вcех IT-продуктов, развлекательных и общественно-зажигательных – английский, на этом Америка и обойдет Китай. А один из главных фронтов соперничества с Китаем – Африка.

«Академия перемен» и портал Global Voices учат молодых африканцев тому, чему не может научить Шарп – мастерству оппозиционного блоггинга. Имена первых блоггеров, подвергшихся преследованиям властей, разносятся по всему миру. Разномастные правозащитники требуют от Мубарака прекратить уголовное преследование юного блоггера Абдул Монема Махмуда. При этом не афишируется, что Абдул Монем – активист движения «Братья-мусульмане».

Обработкой молодежи в БМ занимаются выпускники курсов АОС, в частности Саад Башаар и Ахмед Махер. Но старики из руководящего бюро БМ не поддерживают предложение Махера о создании движения «Молодежь за перемены». Тогда он действует самостоятельно. В апреле 2008 года ему удается беспрецедентный опыт – организация крупной заводской стачки с помощью Facebook. Так возникает Движение 6 апреля.

Академия перемен, зарегистрированная в Лондоне по адресу 86 Stapleton Hall Road, Finsbury Park, не афиширует имен своих создателей. Более того, когда корреспонденту Technology Review Джону Поллоку удалось в Тунисе выйти на двух топ-менеджеров материнской организации, они представились ему кличками – Foetus (зародыш, плод) и Waterman.Эти два персонажа в Тунисе курировали подпольную организацию «Такриз», которая начинала Facebook- эксперименты также с рабочего класса – шахтеров в городе Гамза.

Эксперименты признаны удачными. Спустя несколько месяцев АОС получает офис на факультете исламских исследований Катарского университета. Совместное предприятие по переформатированию Магриба становится англо-американо-катарским.

КУКОЛ ДЕРГАЮТ ЗА НИТКИ

С новым президентом США в арабском мире связаны большие надежды. Его команда долго и последовательно критиковала политику неоконсервативной команды Буша на Ближнем Востоке. Еще до инаугурации ему напоминают об условиях, на которых «продвинутые» монархии Персидского залива согласны принять план «Большой Ближний Восток». Одно из условий уже понятно: продолжение взаимовыгодного экономического партнерства, с согласием на его диверсификацию (страны ССГПЗ сами заинтересованы в развитии некарбоновой экономики, благо монархи уже «посвящены в теорию глобального потепления). О втором условии говорилось много раз, но неоконсерваторы были глухи.

Еще до инаугурации избранному демократическом президенту напоминают об Арабской инициативе палестино-израильского урегулирования. Принц Тюрки аль-Файсал, экс-посол Саудовского королевства в Лондоне и Вашингтоне, а ранее глава национальной разведки, публикует об этом статью в Financial Times.

Принца Тюрки никак нельзя заподозрить в религиозной косности: это очень современный человек. Он является старшим советником Международной кризисный группы (ICG). В руководстве этой организации – бывшие генеральные секретари ООН и НАТО, сопредседатель Совета по международным отношениям, действующий председатель Центрального банка Израиля, американские генералы и дипломаты. Ведущее лондонское финансовое издание просто не может отказать принцу в высказывании своей позиции.

На публикацию крайне болезненно реагирует неоконсерватор Дэниел Пайпс. Он отлично знает, какая серьезная публика окружает принца. И его заведомо раздражает позиция по палестинскому вопросу многих персонажей из ICG – Збигнева Бжезинского, Джорджа Митчелла, Джорджа Сороса. Он не хочет, чтобы эти лица влияли на политику в регионе. Но поскольку принц в его представлении «подставился» сам, показал «исламское нутро», Пайпс обрушивает свою критику на него персонально. А заканчивает текст многозначной фразой: «Я думаю, он (принц) имел отношение к банку BCCI».

В переводе с политкорректного языка это означает: «Я думаю, что принц получает прибыль от крупномасштабного наркобизнеса». На самом деле в руководящих структурах ICG действительно есть публика с соответствующей репутацией. Хотя «никто никого за руку не держал», тот же Сорос в открытую проповедует легализацию наркотиков. А член совета попечителей ICG Эмма Боннино избрана в итальянский парламент от Радикальной партии, агитирующей за права гомосексуалов и легализацию наркотиков. А одним из основателей ICG был «спецжурналист» Фред Кьюни, при непонятных обстоятельствах исчезнувший в Чечне. Все это так. Но только «лаять на слона» вправе только кристально безупречная моська. Между тем аргументы заведомо небезупречны: Пайпсу хорошо известно, что прибыль от деятельности BCCI получал не только бин Ладен. Пайпс думает, что принц «подставился». На самом деле подставился он сам.

Не проходит и двух месяцев, как Пайпс получает ответный удар. Его самого (как и других неоконсерваторов из окружения Чейни и Фейта) неоднократно видели в обществе иранских оппозиционеров с террористической репутацией – из вооруженной группы «Муджахеддин и Хальк» (МЕК), некогда леворадикальной организации, выродившейся в харизматическую секту с центром в Париже. В марте 2009 года по мировым СМИ распространяется «утечка» о контактах МЕК с президентом Египта Хосни Мубараком при содействии неких американских и израильских посредников. Это удар и по неоконсерваторам, и по Каиру, и по Парижу. Николя Саркози, вынашивающий свой проект Средиземноморского Союза, да еще и пытающийся флиртовать с Китаем, получает серьезное предупреждение от архитекторов «новейшего мирового порядка». А Хосни Мубарак полностью утрачивает доверие в Тегеране.

За один «наскок» самоуверенного публициста расплачиваются несколько глав государств. Как можно догадаться, позиции самих неоконсерваторов, уже загнанных в угол, и их союзников из правой израильской коалиции, от этого отнюдь не усиливаются. Больше того, Мубарак имеет серьезные претензии к Израилю по поводу неофициальной поддержки Южного Судана. Его не волнует, что Израиль занимается этим как «субподрядчик» в контексте борьбы США с китайским влиянием в Африке. Его беспокоит, что непонятно кто будет контролировать истоки Нила – египетской «реки жизни». Мубарак находит общий язык с Каддафи. Больше союзников у него нет. В политическую изоляцию его загнали не разработчики проекта «Большой Ближний Восток», а названные друзья-неоконы.

Эффект «наскока» получается противоположным желаемому: почетный сопредседатель ICG Джордж Митчелл становится специальным посланником Обамы на Ближнем Востоке. Как и Джимми Картер, Митчелл не считает партию ХАМАС террористической организацией и является сторонником ее «инклюзии».

А одновременно на горизонте египетской политики появляется гендиректор МАГАТЭ Мохаммад эль-Барадеи. У этого выпускника школы права Нью-Йоркского университета и чиновника ООН с большим стажем есть еще одна общественная должность: он входит в совет попечителей ICG. Там же состоит Джоанна Лидом-Аккерман – супруга экс-директора Einstein Institution, президента ICNC и основателя CANVAS Питера Аккермана.

Только в 2011 году на сайте «Аль-Джазиры» Ахмед Махер рассказал, что его «Движение 6 апреля» с момента своего создания сотрудничало с «группой поддержки Эль-Барадеи» на пост президента Египта.

Эта группа поддержки – судя даже по масштабу стачки, раскачавшей ситуацию «на пустом месте» — могла быть весьма разветвленной. Фонд Ploughshares Fund, спонсор ICG, к тому времени скооперировался с Rockefeller Foundation, Open Society Institute Сороса и фондом Карнеги, учредив The Connect US Fund. Тот же Open Society Institute вместе с Ford Foundation, Еврокомиссией и Департаментом по международному развитию Великобритании учредил НПО по «поддержке демократизации» под названием CIVICUS. Одновременно ряд молодых египетских активистов пригласили на учредительный съезд Альянса молодежных движений, где они познакомились с тунисскими и ливийскими «паровозами перемен».

Мохаммед Эль-Барадеи в 2005 году вроде бы еще не стремился к политической карьере: он тогда выдвинул свою кандидатуру на второй срок руководства МАГАТЭ. Возражали тогда только США, но после конфиденциальной встречи с Кондолизой Райс он получил «зеленый свет».

Кондолизу Райс, которая отказалась ехать в Египет после ареста Аймана Нура, директор МАГАТЭ не раздражал. Зато неоконсерваторов и руководство Израиля он раздражал постоянно, причем чем ближе к следующим выборам, тем чаще. В интервью New York Times он заявил: «Нам следует отказаться от контрпродуктивного подхода, когда отдельным государствам морально позволительно развивать оружие массового уничтожения, при этом находясь в зависимости от других государств в плане безопасности, и более того, постулировать планы применении такого оружия». Нельзя сказать, что читателю было трудно догадаться, о каком государстве шла речь. И это печатала New York Times – один из двух рупоров Совета по международным отношениям (CFR).

В мае 2007 года Барадеи заявил в интервью CNN: «Некоторые новые сумасшедшие (new crazies) подговаривают нас бомбардировать Иран». 18 сентября того же года в ответ главе МИД Франции Бернару Кушнеру он заявил: «У нас нет сейчас оснований говорить об определенной опасности этой программы. Силовые действия против Ирана не могут осуществляться без одобрения СБ ООН. У нас уже есть пример Ирака, когда 700 000 мирных граждан погибли из-за подозрения в наличии (у С.Хусейна) оружия массового поражения». Нельзя сказать, что было трудно догадаться, каких подозрительных лиц он имел в виду.

Начальник штаба ЦАХАЛ Шауль Мофаз заявляет, что Барадеи «должен быть подвергнут импичменту». Барадеи в ответ: Иран развивает свою ядерную программу в законных рамках.

Пока он делает эти заявления, его кандидатуру мягко и ненавязчиво сватают «Братьям-мусульманам», Это сватовство не афишируется по многим соображениям – и внешним, и внутренним: известно, что в Руководящем бюро БМ такой «марьяж» отнюдь не по нутру традиционалистам.

Но назвался груздем – полезай в кузов. В 2010 году в Египте парламентские выборы – удобный способ мобилизации оппозиционных масс. Эль-Барадеи все медлит с заявкой на политическую карьеру в Египте. А ведь он слишком долго не был на родине и широкой общественностью изрядно подзабыт – что означает избыточные накладные расходы на его раскрутку.

И уже на этот момент понятно, что на всякий случен нужен «план Б».

1 июля 2009 года (сразу же после визита Обамы) POMED публикует сладенькую статью о малоизвестном мировой аудитории политике по имени Абдель Монейм абуль Футух. Он был накануне ненадолго арестован – как и многие другие участники очередного несанкционированного митинга.

«Власти обвинили Футуха в использовании своего руководящего поста в Арабском медицинском союзе и Синдикате египетских врачей для сбора международного финансирования для БМ, его также обвиняли в связях с ХАМАС и «Хезболлой». Это уже второй арест. Соратники добились его освобождения под залог, но при этом он утратит возможность выезда за границу. Между тем он нуждается в лечении в Англии, — соболезнует POMED. — Арест Футуха удивил многих в мировом сообществе, поскольку он считается умеренным политиком с реформаторскими взглядами. В 2007 году он написал: «Стабильность не может быть достигнута путем лишения гражданских прав и недопущения к власти крупнейшей в стране политической силы. Закрывая двери к диалогу, руководство страны открывает двери к хаосу и экстремизму. Последствия будут тяжелыми не только для Египта, но и для всего Ближнего Востока». Футух опровергает суждения о том, что БМ будет склонять Египет к консервативному исламу. Он подчеркивает, что решимость БМ к реформам исходит из неприятия массивного взяточничества и военной диктатуры. Он предвидит самовыражение БМ через продвижение свободы, справедливости и развития в условиях многопартийной системы».

Далее POMED сигнализирует о разногласия в движении, где консервативные силы склонны к компромиссу с режимом – и более того, арест Футуха представляет собой сговор руководства БМ и власти! «По сведениям «Аль-Ахрам», за арестом скрываются политические маневры внутри БМ: Футух рассматривался в качестве кандидата на пост лидера, однако руководителей движения не устраивает его постоянная критика в адрес Гамаля Мубарака».

Что происходит дальше, можно догадаться.

С одной стороны, реагирует Барадеи. Он наконец-таки 7 октября 2009 года делает свою заявку на президентский пост в Египте. А 16 октября подписывает – вместе с Далай Ламой, епископом Десмондом Туту и Михаилом Горбачевым – нравоучительный пантеистический документ под названием «Хартия о мире без насилия».

А с другой стороны, прогрессивный деятель БМ, экс-глава Ассоциации исламских студентов Абдель Монейм абуль Футух воспринимает снисходительную симпатию к своей персоне как руководство к действию. Его ведь еще в 1996 году прочили на пост Высшего руководителя.

Выборы руководящего бюро БМ продолжаются четыре месяца(!). В этом процессе либеральный Мухаммад Акеф, который, оказывается, уже вовсе не либерал, а ренегат и соглашатель, хлопает дверью. Ничего подобного в истории организации не было. «Партаппаратчики» стремятся замести скандал под ковер, но не выходит: не та эра, свобода мысли (которой учил аль-Банна) плещется в блогах. Выясняется,что на пост Высшего руководителя претендовали одновременно три человека: Мохаммад Бади, Мохаммад Хабиб и Абдель Монейм абуль Футух. Четырехмесячное противоборство завершается в декабре аппаратной победой Бади – профессора ветеринарии, считающегося консерватором. Хабиб и Футух, несмотря на известность и заслуги перед движением, в бюро не вошли.

В феврале 2010 года в Каире появляется Эль-Барадеи, заблаговременно объявивший о намерении баллотироваться в президенты. Прибытие готовится также заблаговременно: творческая интеллигенция с помощью Facebook организует массовую встречу в аэропорту (среди встречающих – представитель Google в Египте Ваэль Гоним), после чего уже в камерной обстановке собирается оргкомитет движения «Национальная ассамблея за перемены».

В этой компании, напоминающей российское Движение демократических реформ 1991 года, присутствует представитель БМ – Саад аль-Кататни. Обсуждаются выборы в местные органы власти и стратегия объединенной оппозиции. После чего Барадеи начинает собирать голоса за свою кандидатуру. Содействие оказывают молодые люди из АОС и подгтотовленная ими массовка. Но процесс идет вяло.

Еще одно событие – смена руководства Университета Аль-Асхар. Умер ректор Мухаммад Саид Тантави, непопулярный ввиду лояльности властям и дискредитированный контактами с Шимоном Пересом. Предполагаемый преемник Али Гомаа (как и Карадави, признающий самоубийц шахидами) становится главным муфтием Египта, а главный муфтий Ахмед ат-Тайеб – ректором. В первом же выступлении Тайеб подчеркивает свою близость по взглядам БМ – явно в пику президенту Мубараку, отрицает какую-либо роль НДП в своем назначении, призывает ЛАГ к защите мусульманских святынь в Палестине.

6 июня 2010 года студента Халеда Саида, который в интернет-клубе составляет сообщение о причастности полицейских к торговле наркотиками, хватают два офицера полиции и убивают на улице. Представитель Google в Египте Ваэль Гоним получает снимки тела с увечьями, вывешивает в YouTube и создает в Facebook страницу «Мы все Халед Саид».

Через две недели Эль-Барадеи торжественно, с толпой прессы, является в дом родных погибшего, чтобы выразить свое сочувствие.

А еще через две недели руководящее бюро БМ подписывает официальное соглашение о партнерстве с Национальной ассамблеей за перемены. Аппаратчики не хотят отстать от поезда революции…

ЦУГЦВАНГ «ПАРТОКРАТИИ»

В трудах российских экспертов по терроризму зловеще и интригующе описывается четырехуровневая система иерархии БМ – как система посвящения в орден. Может быть, аль-Банна, когда вводил эту систему, читал аль-Афгани. А может быть, просто думал о том, как лучше организовать отбор самых прилежных и способных строителей мечетей и сборщиков закята.

Шади Хамид из катарского филиала Brookings не стал вдаваться в историю, а оценил систему партийного роста свежим, незамыленным арабским глазом. «Это же идеальная электоральная машина», — написал он.

16 сентября 2010 года корреспондент агентства АР в Каире Сара Эль-Диб описывает «скромную квартиру в предместье Каира», где инструктор обучает дюжину сборщиков подписей за Эль-Барадеи по методике Джина Шарпа. Как ей рассказали, из каждой тысячи подписей за кандидата семьсот собирали члены БМ в своих низовых звеньях (осрах и шаабах).

В составе руководящего бюро БМ с 2009 года – 16 «консерваторов» во главе с Бади и 7 «реформаторов». Хотя Бади считается консерватором, молодежный активист и блоггер Абдель Монем Махмуд сообщает об этом порталу Global Voices с удовлетворением: «Профессор Бади подтвердил, что БМ – не движение для мусульман, а просто мусульманское движение, и не является единственным представителем ислама. Он сказал, что рассматривает христиан как партнеров в этой нации (Египте), что все должны иметь равные права и полномочия, и осудил любые виды этнического и религиозного насилия…»

Но нельзя сказать, что профессору ветеринарии Мохаммеду Бади очень хочется стремительных перемен. В начале января он объявляет, что если выборы президента состоятся досрочно, осенью, БМ не выставит своего единого кандидата. Тогда это интерпретировалось как нерешительность. Однако у Бади были все основания предчувствовать, что выборный угар чреват расколом.

«Нехаризматичного Бади было решено избрать Высшим руководителем, чтобы не накликать дополнительных репрессий со стороны режима Мубарака — это была компромиссная фигура», — снисходительно пояснял экс-посол США в Марокко Марк Гинсберг. «Как раз поэтому у Братьев нет сегодня яркого лица. Более того, сейчас Бади, с его невзрачной риторикой, занят внутренними проблемами партии, где одна из фракций (проигравшая на выборах в Шуру) настроена на развитие БМ в более панарабское политическое движение вроде Партии справедливости и развития Марокко или турецкой AKP. Которые, кстати, в своей прошлой истории тоже были нелегальными организациями», — специально подчеркнул посол для паникеров, начитавшихся неоконсерваторов (neocon-brainwashed audience).

Гинсберг в своем интервью Washington Post сказал конкретно, кого он имел в виду – Хабиба и Футуха. Сказал – и подтолкнул «консерваторов» к активизации.

Мохаммеду Бади деваться некуда. Он действительно как-то назвал Хосни Мубарака «отцом нации». Но осенью 2010 года Мубарак сам отталкивает БМ: накануне активистов БМ сотнями арестовывают, а кандидатов от правящей партии проталкивают правдами и неправдами. Какой теперь сговор с режимом! Руководящее бюро принимает решение бойкотировать второй тур выборов в Национальное собрание. «Партаппарат» со скрипом разворачивает свой паровоз в революцию: другие пути перегородила сама власть, в том числе и арестами местных спонсоров БМ..

А в это время готовился и другой процесс – мягкого развала правящей НДП с «правильной» утилизацией ее средств. Требовался египетский аналог Эгона Кренца.

В 2009 году принц Хассан бин Талал и ректор Катарской академии шейх Абдула Аль-Миснад вместе с представителями Джорджтауна (Джон Эспозито, Далия Моганед) и Brookings (Мартин Индик, экс-посол США в Израиле) и американскими дипломатами (Робер Пеллетро, Эдвард Уокер) учредили фонд «Солия». В составе его консультативного совета оказался бывший председатель комитета по образованию Национальной ассамблеи Египта Хоссам Бадрави. Официально фонд занимался организацией поездок американских студентов в Египет (не Катар) и наоборот, то есть студенческим обменом. Помимо этого, в фонде были социологи, изучавшие воздействие современных СМИ на массовое сознание, и а в числе инициатив – организация американо-египетского учебного центра при Университете Аль-Асхар. Но если задачи ограничиваются лишь образованием и социологией, почему в руководство мобилизованы лица столь высокого уровня?

5 февраля 2011 года Хоссам Бадрави был избран новым генеральным секретарем партии, сменив Савфата эль-Шерифа. Позже он утверждал, что пытался уговорить Мубарака-старшего на переговоры с революционными активистами, однако этому препятствовал глава аппарата президента Закария Азми. Спустя неделю, за день до отставки Мубарака, он вышел из НДП. Потом засвечивался в проектах партий «Союз», «Возрождение Египта». А «Солия» слилась с медиа-фондом Альянса за цивилизацию ООН.

«НИКАКИХ БРАТЬЕВ-МУСУЛЬМАН НЕ БУДЕТ»

Египетская революция началась, как известно, 25 января. Уже спустя три дня, 28 января, Брюс Ридель из Сабановского центра ближневосточных исследований Brookings (напомним, центр назван по имени его спонсора – родившегося в Египте медиа-магната Хаима Сабана) начинает готовить общественное мнение Запада к победе БМ на парламентских выборах, допуская, что глава правительства также будет представителем этого движения:

«Перспективы изменений в Египте ставят вопрос о старейшем и сильнейшем движении в стране – БМ. Сможет ли Америка сотрудничать с Египтом, в котором ихваны – часть переходной (администрации) или даже правительство? Ответ состоит в том, что мы не будем навязывать египтянам решение. Каждый раз, когда мы так делали – от генералов во Вьетнаме до Хамида Карзая в Афганистане, мы сталкивались с реакцией отторжения».

Брюс Ридель, выпусник лондонского Royal Defense Studies College, ветеран ЦРУ с 23-летним стажем работы на Ближнем Востоке, работал специальным советником Клинтона по региону, затем – специальным советником генсека НАТО. Он был одним из двух авторов доклада о пересмотре политики США в Афганистане и Пакистане для Барака Обамы. Его соавтор, Мишель-Анжелика Флурнуа, была затем назначена заместителем главы Пентагона. Поэтому если Ридель говорит, что свободное избрание выдвиженца БМ лучше искусственного назначения (hand-picking) Карзая, это звучит компетентно.

«Египетские БМ отказались от насилия много лет назад, и это стало причиной нападок на них со стороны настоящих радикалов. Лидеры Аль-Каиды в начале своей карьеры были связаны с БМ, но отмежевались несколько десятилетий назад, считая БМ слишком умеренной организацией, если не «кошачьей лапой» Мубарака и Америки», — втолковывает Ридель neocon-brainwashed audience. И даже раскрывает секрет: «Новый лидер оппозиции Эль-Барадеи заключил не жесткий (loose, то есть не обязывающий) альянс с БМ, поскольку знает, что это единственная оппозиционная группа, способная мобилизовать массы египтян, особенно бедных.(…)Самым проблематичным вопросом между ихванами и Америкой является Израиль. Однако лидеры БМ понимают, что мирный договор с Израилем – краеугольный камень современной египетской внешней политики. Проблема скорее в электоральной массе, настроенной против Израиля. Однако Барак Обама и Хиллари Клинтон осознают все ставки и все деликатные проблемы. Америке не следует ни демонизировать, ни публично поддерживать БМ».

В тот же день в Facebook распространяется слух об аресте Барадеи. На следующий день он появляется на площади Тахрир, жив и невредим. Шум, овации.

На «Аль-Джазире» послереволюционная реклама БМ скромна: редакция учитывает соображения «деликатности», ее задача – привлечь мировые симпатии к революции, а не одной политической силе. Но эта реклама многозначна: на крупном фото – трое торжествующих сорокалетних вождей, идущих в обнимку по площади Тахрир. Это Абуль Футух, исключенный из руководящего бюро, Мохаммад Мурси, голосовавший за его исключение («значит», консерватор), а в центре, как примиряющая фигура – бизнесмен Хайрат аш-Шатер, во время голосования сидевший в тюрьме, а теперь освобожденный.

И никакого Эль-Барадеи.

Во время голосования на общенародном референдуме о реформе власти на Барадеи нападает группа молодежи, он вынужден скрыться в лимузине и ретироваться. В феврале появляется сайт «Bust El Baradei», где публике рассказывается, по-арабски и по-английски, об интернациональных кругах в которых состоит экс-глава МАГАТЭ. Затем распространяется угрожающее заявление, подписанное «подлинными» салафитами (ханбалитами).

Как дипломатично сообщает Guardian, «хотя БМ и еще четыре оппозиционных группы ранее выступали за «переходное правительство национального спасения во главе с Барадеи, в руководстве БМ нет консенсуса относительно выбора Барадеи как лидера оппозиции».

Логика отторжения, в которой катарская монархия и шейх Карадави пока вслух не признаются, идеологически более чем понятна: «Хартия за мир без насилия», подписанная Барадеи, ратует не только за всеобщий мир и трогательную заботу о детях и разумеется, животном и растительном мире. Она еще и ратует за права сексуальных меньшинств и любых религий без всякого исключения. А насилие исключается в том числе и в случае необходимой обороны. Это перебор не только с позиций традиционного ислама.

От разлюли-малины «переходного правительства» во главе с оторванным от жизни интеллектуалом-пантеистом воротит не только самых уступчивых богословов, но и американских республиканцев с военным бэкграундом. Джон Маккейн заявляет, что Эль-Барадеи – враг США. Для Маккейна это понятие не совсем тождественно понятию «враг Израиля». Его, как и экс-посла в Египте Фрэнка Визнера, не привлекает перспектива мгновенной анархии в районе Суэца, как бы это ни было полезно для нанесения ущерба Китаю. Поскольку такая анархия скажется не только на Китае, но и на Европе.

7 февраля 2011 года Барак Обама публично заявляет: «Египет больше не будет таким, как был: этого не позволят продемократические выступления… «Братья-Мусульмане» не имеют большинства в стране».

16 февраля шейх Карадави на площади Тахрир излагает другой месседж, накануне обоснованной множеством авторов «Аль-Джазиры»: в переходный период власть должна остаться в руках военных, которые проявили свою солидарность с народом. И сорвал овацию, провозгласив, что революция только начинается, и обозначив следующую жертву – Каддафи. (Спустя четыре дня он отозвался на первую же крупную демонстрацию в Сирии: «Паровоз революции дошел до Дамаска. Я знаю Башара Асада, он был приличный человек, врач, но его испортило коррумпированное окружение…» )

Впечатленные фотокоры сравнивают явление Карадави с возвращением Хомейни в Иран осенью 1979-го. В израильской прессе истерика. Но Обама уже произнес успокоительный месседж – в ожидании встречи с американской еврейской общественностью (5 марта, Майами), она же – часть электората. А Хиллари Клинтон поставила «Аль-Джазиру» в пример западным СМИ.

18 февраля спецкор McClatchy Newspaper Ханна Алам развивает месседж Обамы, подкрепляя его живой фактурой. Она интервьюирует «молодых, толерантных, технически грамотных исламистов», которые «могут переформатировать египетскую политику». Герои – дети и внуки известных деятелей БМ. Мухаммед Сеада рассказывает, что вышел на демонстрацию, не спрашивая разрешения «учителей», то есть стариков-аппаратчиков (они действительно одобряли не каждую демонстрацию). Ибрагим эль-Худайби – внук преемника Аль-Банны – сообщает, что три года назад власти (Мубарак) запретили ему выезжать из страны, он выступил в США с лекцией, которая была расценена в Каире как «очернение Египта», хотя в этой лекции только «приводился пример современного демократического турецкого государства».

Выясняется, что Худайби-внук уже вышел из рядов БМ, и нисколько об этом не жалеет: «Очень скоро никаких Братьев-мусульман не будет: Организация останется, но (политический процесс) через нее перешагнет».

Другие «молодые, толерантные, технически грамотные исламисты» — девушки в никабах и с макияжем. Одну из них зовут Сондос Асем. Это имя главного редактора сайта Ikhwanweb.

30 апреля официально регистрируется Партия свободы и справедливости (ПСС). Как и говорил Гинсберг, в ней преимущественно молодые кадры. В руководящих органах 12% составляют христиане-копты. Сайт Ikhwanweb напоминает о хорошем отношении аль-Банны к коптам. Но это и необязательно: ведь Карадави начал свою речь на площади с обращения: «О египтяне! О копты!» А впоследствии твердо заявил, что Египет не будет теократическим государством: «Нам не нужно государство мулл, как в Иране. Это не в традиции народа».

Генсеком партии становится Саад Кататни, председателем – член руководящего бюро БМ Мохаммад Мурси, голосовавший за исключение Футуха из Руководящего бюро. Следующий раскол предрешен.

Один неприятный сюрприз уже произошел: пока ПСС готовился к регистрации, популярный публицист и сотрудник восточноевропейского филиала Carnegie Foundation Али Гамзави сколотил собственную партию с похожим названием – Партия свободы.

11-12 мая проходит форум «США-Ближний Восток», организованный Brookings. Участвуют члены катарского семейства и руководство Организации исламского сотрудничества. Кеннет Поллак предоставляет слово госсекретарю Хиллари Клинтон. Она в восторге от египетской революции.

Едва успели отзвучать слова госсекретаря, как Абдул Монейм абуль Футух выдвинул свою кандидатуру в президенты Египта, не спрашивая мнения ни бюро движения, ни руководства партии. После изрядного размышления БМ объявляет об исключении Футуха. Члены бюро не исключались из движения с 1954 года.

Третий сюрприз: из состава ПСС самостоятельно выходит группа из 200 молодых активистов, возмущенная недостаточным демократизмом руководства Мурси. И естественно, раздает многочисленные интервью. Новые «протестанты» формируют собственную партию «Египетское течение», вскоре от ее имени начинают выступать не учредители, а одна из «звезд 25 января» — юный и харизматичный Мохаммад Аббас. Еще одна «звезда». Мохаммед Адель (в горячие дни «весны» вел переговоры с уходящим правительством вместе с Аббасом и Гамзави от имени «улицы») создает альтернативный сайт – специально для членов БМ, особенно молодежи, ориентированной на реформатора Футуха.

Обескураженные «консерваторы» из ПСС формируют блок, который именуется – как? «Мусульманский Египет»? Слишком радикально. «Независимый Египет»? Слишком амбициозно. Блок называется «Демократический альянс за Египет». В него вступает и раликальный либеральный революционер Айман Нур. Поначалу присоединяется и первое поколение раскольников» из «Васат» (ведь новая, толерантная позиция БМ ничем не противоречит концепции «васатийя») — но потом их переманивает светский «Египетский блок».

Зато молодежь, которая изначально была запроектирована как самостоятельная политическая сила, формирует свой отдельный альянс «Революция продолжается». В нее вливаются «новораскольники» из «Египетского течения» и Партия свободы сотрудника Carnegie Амра Гамзави.

И как раз эти «перманентные революционеры», а вовсе не ПСС, устраивают осаду посольства Израиля со срыванием флага. Именно они это делают, а не «Демократический альянс» и не «Исламский блок».

А «Исламским блоком» называют себя «правоверные» салафиты, совсем недавно вышедшие на сцену. Сначала они вошли в «Демократический альянс», но Мурси поскаредничал с распределением мест, и они решили идти самостоятельно. Вторая причина – у них появился собственный харизматик. Точнее, человек с хорошо подвешенным языком.

Кто же этот страшный человек, который бросил «фундаменталистскому» БМ правый, традиционалистский вызов? Имя этого четвертого сюрприза – Хазем Салах Абу Исмаил. Он выдвигался в 2005 году в парламент – как вы думаете. От кого? От БМ. Вы скажете, у салафитов другие религиозные принципы, другое духовенство? Святая правда. Но когда начинается политический процесс, масхабы, тарикаты, фикх и все такое прочее уступает место азбуке политтехнологий: нашелся трибун, понравился – пошел! Какая разница, у кого он там учился? У папы своего учился, папа – беспартийный профессор из «Аль-Асхара».

Наверно, такое мыслимо не во всех мусульманских странах. Но в современном Египте именно это и происходит.

Президент NED Карл Гершман прямо говорил: страны Ближнего Востока должны повторить путь СССР. Они и повторяют.

Помнится, в 1993 году некая российская партия вдруг обогнала демократов, вызвав оторопь Запада. Это была ЛДПР. Нельзя сказать, что ее тогдашняя риторика сильно повлияла на неолиберальный курс правительства. А вот на инвестиционный климат повлияла точно.

Ровно ту же нишу в Египте занял Исмаил, потому что БМ оказалась слишком уж, как выразился Барак Обама, «продемократической». А учился Исмаил не только у своего папы, а еще в Брюссельском университете, а потом в докторантуре Seattle University. Потому его мама и имела американское гражданство, что половина семьи находится там. Вот такой радикал.

Экс-глава ЛАГ Амр Муса, которого поддерживает «Египетский блок», тоже персонаж весьма предсказуемый. Он это продемонстрировал, когда принималось решение о введении войск НАТО в Ливию. Миф о радикализме БМ сыграл в этом свою роль. Муса оказался в ситуации «кто, если не ты?» — ведь кроме него, не нашлось фигуры для выражения интересов «светской концепции Египта». А за этот шанс надо было платить. Это называется: надо, Федя, надо. Формула, также очень знакомая постсоветской политике…

Но Мохаммед Мурси кое в чем обскакал и Мусу, и Исмаила. Он учился в University of Southern California, преподавал в California State University, а также работал в NASA. По специальности проектировщика космических шаттлов.

О таком доверии, какое было оказано Мурси властями США, Виктор Ющенко и Михаил Саакашвили могли только помечтать. С кем еще сравнить? Ну разве что с Карадави. Четверо детей катарского шейха получили высшее образование в Лондоне, а младшая дочь в 2011 году стала фулбрайтовской стипендиаткой в США.

И нельзя сказать, что Карадави не заработал карьеры для дочери. Ведь он может то, чего не может Обама и Клинтон. Он может прямо сказать: кто тут на площади мужчина, должен пойти и убить Каддафи. А политкорректная Хиллари только и может сказать «Вау!», когда все уже закончилось.

Не кажется ли вам, что договоренность партнеров была очень удобной и совершенно взаимовыгодной? Что инвестиции США в Дохийский город образования с лихвой окупились «арабской весной»?

Не кажется? Тогда, пожалуйста, цифры.

75 миллиардов долларов – объем утечки капитала из стран, осчастливленных «арабской весной» с участием королевского семейства Катара и находящегося на его содержании псевдо-Хомейни (на 1 января 2012, данные ЛАГ)

30 миллиардов – только из Египта.

10 миллиардов – потери туристического сектора.

Это не считая средств, замороженных на счетах Мубарака и его семьи.

Это не считая канувших авуаров распущенной НДП.

Есть и другие цифры.

18,7% роста ВВП в 2011 году – Катар.

6,5% — Саудовская Аравия.

-6,4% — Йемен.

-5,2% — Тунис.

Как следует из этих цифр, шейх Карадави оказался Горбачевым для своего родного Египта и для традиционного ислама, но не для королевства Катар. В ходе ливийской кампании все карты ушли в руки полуостровного королевства, которое теперь, постфактум, наши востоковеды уже именуют «амбициозным карликом».

Но было бы странно предположить, что инвестиции в катарский Город образования и размещение там американских стратегических институтов, бок о бок с военной базы США, было «венчурной инвестицией». Было бы странно предположить, что королева Катара, в свою очередь, спонсирует Американский университет в Каире, вместе с его агентством идеологического и информационного влияния – Ибн-Хальдуновским центром – из личного монархического каприза.

Государство, «пригревшее» духовного покровителя ихванов, стало эксклюзивным партнером США в регионе. Поэтому два прежних эксклюзивных партнера – Израиль и Саудовская Аравия – реагируют на это столь болезненно.

Катар был единственным государством Ближнего Востока, на почву которого не упало ни одного революционного семечка. В отличие от Саудовской Аравии, Бахрейна, Иордании и даже Азербайджана, где в феврале-апреле 2011 года заявляли о себе собранные через Facebook молодежные сообщества во главе с местными выпускниками Гарварда. И вполне естественно, что саудовское королевство, с хирургической беспощадностью уничтожив «очаг инфекции» у себя, предоставило убежище свергнутому президенту Туниса и до последней возможности защищало руководство Йемена, где в авангарде бунта была партия «Аль-Ислах» — дочерняя структура БМ, с феминисткой Тавакуль Карман в качестве культовой фигуры – увенчанной впоследствии Нобелевской премией мира. И вполне естественно, что глава МИД Саудовской Аравии Сауд аль-Фейсал инструктировал подчиненных «сделать все возможное», чтобы не допустить победы кандидата от БМ на выборах в Египте. И пояснял от имени короля: «В противном случае мы потеряем лидирующие позиции в арабском и мусульманском мире».

О перспективе этой потери влияния говорили не только обильные всходы революционных семян в суннитских странах, но и отставка министра обороны США Роберта Гейтса, и переход контроля над афганской политики в руки турецкого лоббиста Марка Гроссмана –не состоявшего, как его предшественник Ричард Холбрук, в приятельских отношениях с принцем Тюрки. Триумф ориентированных на турецкую модель партий в Тунисе и Марокко это только подтвердил, как и прогноз «реатлантизации Турции» в декабрьском обзоре European Council of Foreign Relations.

И верные подчиненные короля Абдуллы старались, и добились некоторого результата: не с неба же упала финансовая подпитка египетской партии «Нур», как и ее решение создать собственный блок. Но для самого саудовского королевства, уже потерявшего влияние в Ираке, эти усилия выливаются в усугублении раскола в собственном истэблишменте, а для Египта – усугублением политического хаоса и дополнительными экономическими потерями.

А Катар выигрывает. Он доказал свою большую инструментальность и меньшую затратность, чем прежние партнеры. Он не пытается играть на своей роли исключительного нефтяного поставщика, не влияет на конъюнктуру наркорынка через талибов. Он не устраивает подстав типа «Сусанны», не тырит обогащенный уран, не вымогает миллиардных средств, не досаждает Белому Дому ежедневными звонками, не скупает журналистов, не толкает Америку в необязательные затратные войны накануне выборов, не старается непременно нагромоздить барьер между Америкой и мусульманами, включая американский мусульманский электорат. Наоборот, он служит идеально площадкой для американизации мусульман – через Город образования, куда стекаются самые способные кадры, обогащая американский интеллектуальный потенциал. В эпоху финансового кризиса такой эксклюзивный партнер тем более удобен. Что и подтверждается во время ливийской кампании.

И как победитель, считая себя полноценной региональной державой (называли же региональной державой Сингапур), Катар занимается теперь экспансией своего влияния и в Африке, и в бывшем СССР. И к этому влиянию косвенно приложила руку и Россия, смирившись с доминированием Катара в проекте газового ОПЕК – при том, что можно было отказаться от этой зависимости от «карлика» и создать собственный альянс, вовлекая Среднюю Азию, а затем Иран.

КОЗЫРИ «ТРЕТЬЕЙ ВЕСНЫ»

Бегство капитала из Египта подстегнула не только «весна» 2011 года. Потому что таких «весен» оказалось еще две – в ноябре 2011 и в феврале 2012 года.

Вторая весна началась с «околовыборного» рецидива массовых уличных протестов, их жесткого разгона и обратного результата – мобилизации протестной массы, приведшей к отставке правительства Иссама Шарафа. И здесь на сцене снова появляется Мохаммад Эль-Барадеи, которого теперь устраивает скромная должность премьера переходного правительства. Которое, впрочем, может повлиять и на конституционную реформу, и на судьбу военного истэблишмента после избрания президента.

Когда военное руководство, выслушав Эль-Барадеи и посчитав его претензии на единоличный подбор команды подозрительно чрезмерными, поручило формировать переходное правительство экс-премьеру Камалю аль-Ганзури, на площади Тахрир в знак протеста против «произвола военных» было объявлено о создании альтернативного, уличного «правительства национального спасения». В его предводители массовка выдвинула Эль-Барадеи, на посты вице-премьеров — профессора по международному праву Хусама Ису и глава партии «Аль-Васат» Абу Ала Мади.

Но вот что интересно: уже через день та же публика агитировала за передачу власти «гражданскому президентскому совету» в составе Мухаммеда Эль-Барадеи и Абдель Монейма Абуль Футуха с участием Хусама Исы.

Откуда взялась фамилия Футуха? Ларчик просто открывался: 24 ноября в Каир прибыл Карадави. Призвал к единству нации, переговорил с главным муфтием и ректором «Аль-Асхара». В тот же день в Каире встречались лидеры палестинских партий – Махмуд Аббас и Халед Машааль.

Карадави строго предупредил военных о том, что им не следует пытаться удерживать власть после президентских выборов, а также пытаться их сорвать. Он вроде бы расставил «точки над i». Ломать копья вокруг постов в правительстве, срок которого был ограничен июнем 2012 года, было в самом деле бессмысленно.

Но митинговая активность спала лишь ненадолго, а в январе, после оглашения итогов выборов (47% у «Демократического альянса») возобновилась с не меньшей силой. А одновременно возобновились локальные межобщинные стычки. А 1 февраля в Порт-Саиде произошло побоище между двумя толпами болельщиков с десятками смертельных жертв.

И 13 февраля 2012 года ведущие государственные газеты Египта вышли с аршинными заголовками, обличающими иностранных агентов влияния. Имелись в виду сотрудники неправительственных организаций, которым правительство по инициативе министра планирования Фаизы абуль Наги был запрещен выезд из страны.

А в марте толпы опять заполонили площадь Тахрир. Теперь правительство оказалось виновато не в том, что задержало активистов НПО, а наоборот – в том, что их отпустило.

Кто же настаивал на том, чтобы отпустить без суда агентов влияния, которые – словами министра Фаизы абуль Наги – «прямо и определенно намерены предотвратить любой шанс Египта на развитие в качестве современного демократического государства с сильной экономикой, поскольку это рассматривается как угроза интересам Америки и Израиля»?

Заголовок на портале Ikhwanweb: ПАРТИЯ СВОБОДЫ И СПРАВЕДЛИВОСТИ ПОДДЕРЖИВАЕТ РОЛЬ НПО КАК НЕОБХОДИМУЮ ДЛЯ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА. Текст: «Сегодня Партия свободы и справедливости подтвердила свою поддержку той роли, которую неправительственные организации выполняют в поддержке демократического процесса, особенно в растущих демократиях. При предыдущем автократическом режиме Египет пережил много нарушений гражданских и демократических свобод… Как сказал председатель ПСС Мохаммед Мурси, Египту «особенно нужны НПО в сфере человеческого развития, образования, трансфера технологий и публичного управления… Если НПО имеет иностранных доноров, их имена должны быть известны, и такие НПО должны воздерживаться от партийных позиций».

Вот и все условия, которые ставит агентам влияния председатель партии и член консервативного (!!) крыла руководящего бюро БМ, на тот момент еще не кандидат в президенты. Пусть Сорос (или какой-нибудь из его многочисленных арабских партнеров, скажем – Мохаммед «Мо» Ибрагим) назовет свое имя, а дальше «человечески развивает» или «управленчески наставляет» египтян сколько влезет.

Откуда у лидера партии, ориентирующейся на пример Турции, такая самоубийственная толерантность к агентам влияния?

Посмотрим на дату. Дата — 20 февраля 2012 года.

А 22 февраля 2012 года в Египет приезжает сенатор Джон Маккейн, чтобы обсудить – с маршалом Тантави и с главой парламента Саадом Кататни вопрос об американской финансовой помощи Египту.

Нельзя сказать, что в вышеупомянутой финансовой ситуации у политической силы, которой явно – судя по итогам выборов – предстоит отвечать за эту страну, есть широкий диапазон выбора. Напротив, он очень узок. Поскольку БМ и их партия находится между двух огней.

С одной стороны – политические силы, которые хотели бы продлить власть военных. Это не только люди, близкие к Омару Сулейману. Еще в октябре Марина Оттавэй, опытный аналитик Carnegie (кстати, ближайшая коллега Стивена Уолта) писала об угрозе (!), которую представляет потенциальный альянс между военными и «так называемыми либералами». О ком шла речь? О сторонниках Амра Мусы из «Египетского блока». Они, в отличие от БМ, действительно не связаны никакими обязательствами перед шейхом Карадави.

Руководство БМ уже пошло поперек шейховой воли, однозначно заявив в ноябре об отказе поддерживать кандидатуру Футуха. Сначала в роли кандидата от ПСС рассматривался глава Верховного суда аль-Гарьяни, но он отказался выдвигаться при трагикомических обстоятельствах: Мухаммад Бади — впервые за историю БМ — встретился с коптским папой Бабой Шенудой III, договорился с ним о поддержке Гарьяни, а престарелый папа через день… взял да и помре. И как-то неуютно стало Гарьяни в таком коленкоре выдвигаться. Вторым был Хайрат аш-Шатер, добродушный, толстый, но абсолютно не харизматичный бизнесмен, у которого все время бегали глаза перед камерой. Он ожидал, что избирком его не утвердит, поскольку в тюрьме он сидел при Мубараке не только по политическому обвинению. И только после этого выдвинулся Мурси, которому все вышеперечисленные неувязки пошли исключительно в минус.

Избирком помог Мурси, сняв с гонки Исмаила. Так же поступил бы ЦИК РФ, будь у Жириновского реальный шанс победить Ельцина. В египетском раскладе это выглядело как красивый жест в адрес Израиля, поскольку одновременно был снят Омар Сулейман. Не факт, что «симметричное решение» было самостоятельным: в январе-феврале к маршалу Тантави наведывался не только Маккейн, но и замгоссекретаря США Уильям Бернс. Который встретился с Мурси и спикером Кататни, но проигнорировал напрашивавшихся салафитов.

Но у военных были и свои поводы для аванса Мурси: во время осеннего и весеннего (2012) «обострений» он выдерживал конструктивную позицию, сдерживая – в ущерб рейтингу – и салафитов, и «перманентных революционеров».

Эта помощь Мурси была особенно актуальна, поскольку реформатора Абуль Футуха поддержал не только Карадави, но также глава египетского офиса Google Ваэль Гоним (вернувшись из Штатов, где участвовал в акциях Occupy Wall Street), а также… «ультрарадикальные» салафиты. Кто их надоумил, неизвестно – «за руку не держали». Но есть клинический факт: 14 мая, спустя две недели после их заявления, Футуха пригласили в посольство Саудовской Аравии в Каире. «Мы не делаем преимуществ никому из кандидатов», — старательно заверял посол.

С другой стороны — перманентные революционеры. Чем они занимаются? Во-первых, прямым пакостничеством, то есть саботажем. Очередную серию митингов в марте они устроили во время визита миссии МВФ, тем самым еще больше сузив маневр и для военных, и для БМ. А во-вторых – и Амр Гамзави (с которым по длительности стажа работы в иностранных организациях может соревноваться только Эль-Барадеи) говорит об этом прямым текстом – они добиваются ВТОРОЙ ФАЗЫ КОНФИСКАЦИИ.

Амр Гамзави в стенах парламента обвиняет военных в коррупции. А в интервью различным СМИ, ссылаясь на «собственные многолетние исследования», утверждает, что египетские военные контролируют до 30% национальной экономики, то есть долю ВВП около $60млрд.

Аналитик Центра политических и стратегических исследований «Аль-Ахрам» Мохаммед Кадри Саид оценивает этот показатель существенно ниже – в 8% ВВП.

Точная оценка затруднена. Египетские ВС – конгломерат фондов, перераспределяющих частные средства и государственные поступления, в том числе от США и Саудовской Аравии. В течение десятилетий армия контролировала обширную систему прибыльного производства, от АЗС до хлебопекарен, которая реализовала продукцию на национальном рынке.

П.Салливан (Джорджтаун) придерживается средней оценки – 15% ВВП, с оговоркой о том, что частью активов ВС Египта являются земельные массивы, в том числе в инвестиционно привлекательных районах.

Вкусно? Вкусно.

Кто еще, кроме «перманентных революционеров» и ближневосточного филиала Carnegie Foundation, где подвизается «правдоруб» Гамзави, считает деньги в карманах военных?

Еще — Human Rights Watch. Одновременно эта организация публикует доклад

«The Road Ahead: A Human Rights Agenda for Egypt’s New Parliament», где перечисляются 9 областей национального права, требующих корректировки. Первое требование — радикальная либерализация Кодекса военной юстиции. А заодно и уголовного законодательства – в стране с 85-миллонным населением, которой грозит голодный хаос.

Еще — «Египетская инициатива за индивидуальные права» (исполнительный директор – Хоссам Бахгат).

Еще — местные правозащитные авторитеты – Лейла Суэйф, Рагия Омран и прочие новодворские египетского розлива.

Еще – калифорнийская организация All Dreams United (Сакраменто), занимается обучением политических активистов под опекой прогрессивнейшего правозащитного имама Мухаммада Абдула Азиза.

Еще – портал Global Post, спонсируемый Ford Foundation. Его главный редактор и соучредитель Чарльз Сеннот – бывший военный корреспондент Boston Globe в Ираке и Афганистане, возглавлял ближневосточную редакцию Boston Globe в Иерусалиме, затем европейскую в Лондоне, лауреат двух премий Гарварда, автор книг «Тело и кровь» и «Нарушенная клятва», выступал на мероприятиях CFR.

Еще – Эль-Барадеи, театрально покинувший в январе политическую сцену Египта «в знак протеста против произвола военных». И надо полагать, вышеперечисленные партнеры, подрядчики и субподрядчики Open Society Institute, как-то CIVICUS, Connect US, Ибн-Хальдуновский центр при Американском университете в Каире, сеть Ushahidi, сеть Global Voices тоже, надо думать, не сидят без дела.

23 февраля к компании разоблачителей военных присоединился Футух. Его кто-то избил и вытолкал из личного лимузина. Виноваты оказались «военные, которые неспособны обеспечить личную безопасность крупных политиков». Предъявить претензии Human Rights Watch, которая требует от военных разоружения перед бандитизмом, реформатору в голову не пришло.

А многого ли можно было ожидать и от самого реформатора, и от его патрона?

Разве Абдель Монейм абуль Футух руководил в жизни чем-нибудь, кроме общественных организаций? Помнится, в 1989 году некоторые американские эксперты предлагали Бушу-старшему сделать ставку в России не на Бориса Ельцина, а на бывшего председателя Всесоюзной пионерской организации профессора Юрия Николаевича Афанасьева. Бог миловал.

Разве шейх Карадави когда-нибудь был духовным наставником главы государства, борющегося за экономическое выживание, не говоря о военном? Нет, шейх Карадави очень удобно устроился под крылом маленькой полуостровной монархии, из которого – как из Сингапура в АТР или Чехии в Восточной Европе – было сподручнее всего сделать витрину исламской демократии. Это его плацдарм для экспансии своей модели адаптированного ихванизма – адаптированного не только для одобрения Западом, но и для экспансии в традиционные сообщества, под слегка подкрашенными в религиозный цвет антимонархическими и антикоррупционными лозунгами. Он публично отрицает престолонаследие столь же прямым текстом, что и теократию. Он монополизирует концепцию «васатийя», хотя у нее есть и другие версии, и выступает в роли эксклюзивного богословского оппонента как саудовской ваххабитской модели (вызывая гнев саудовского муфтия Абдул Азиза), так и прочих «отживших» моделей. И мировой медиа-мэйнстрим оказывает в этом всемерную поддержку. Это хорошо видно по Wikipedia, где жалкие остатки неоконсерваторских изобличений ихванизма ныне тонут в потоке рекламы этого направления в «объективных» исторических статьях. В то же время другие направления и школы в исламе та же Wikipedia игнорирует: например, статья об Ассоциации правильной исламской веры (CIFIA) хайдарабадского суфия Мира-Аседуллы Квадри — она исповедующей ислам развития и противостоит мальтузианству — вымарана из самой популярной веб-энциклопедии.

Разве движение «Братья-Мусульмане», построенное на идеологии самоуправления, было «натренировано» на управление государством? Нет, оно было натренировано на управление общественными фондами, профсоюзами, иначе говоря – структурами самоуправления. Иерархия, которая легко переделывается в электоральную машину, совсем не обязательно годится для государственного управления и особенно для прорывного индустриального развития, жизненно необходимого Египту. В тех же США менеджеры кампаний, получив должности в исполнительной власти, оказываются отнюдь не лучшими исполнителями (пример – Карен Хьюз).

Разве египетские (и не только египетские мусульмане) прислушались к предупреждениям своих традиционалистов? Нет, они открыли Западу все свои пространства – от геопространственного (с помощью GoogleMaps можно гулять не только по улицам, а даже по комнатам частных жилищ) до духовного. В репортажах из Египта лета прошлого года улицы городов предстают бурлящей многоцветной стихией, в которой привлекают внимание девушки в цветных никабах и бродячие проповедники (vagabond priests). Люмпенизированное духовенство – признак болезни цивилизации, увы, в очень далеко зашедшей стадии.

Политический Египет выглядит сегодня скорее не как римейк России, а как римейк Украины 1990-х годов, когда вчерашние диссиденты тырили чернобыльскую помощь, вчерашние партократы сторговывали оружие в Хорватию, а в Верховной Раде Иван Плющ призывал: «Депутат Заец, да не стребайте же вы по залу!» Население площади Тахрир – это не Ющенки и не Тимошенки, это даже не Заславские, Боксеры и Уражцевы. Это хуже – Лукьяненки и Хмары.

Все вышесказанное – описательная часть повествования.

Теперь – о том, как к этому относиться. Это, конечно, зависит от наблюдателя. Кому как, а мне жалко Египет. В январе прошлого года кто-то из обозревателей «Аль-Ахрама» написал такую горькую, такую щемящую статью с предчувствием катастрофы, что меня просто дрожь пробрала. Потому что было понятно, что происходившего уже не остановить – как реку с быстрым течением.

ЦЕЛИНА ПОНИМАНИЯ

В канун первого тура египетских выборов гостелеканал «Россия» усиленно пропагандировал светского кандидата Амра Мусу в противовес «исламистам, которые отправят страну не в будущее, а в прошлое». Исламисты отвергались с порога и по другой причине: они якобы введут шариат и расторгнут соглашения с Израилем».

Интересно, что в первом же публичном выступлении Хайрата аш-Шатера, когда он был выдвинут кандидатом от БМ, прозвучало заверение в том, что соглашения с Израилем расторгнуты не будут.

У Александра Галича в песне про санаторий есть такие строчки: «Я твердил им в их мохнатые уши в перекурах за сортирною дверью: я такой же, как и вы, только хуже. И поддакивали старцы, не веря».

Почему у наших теледикторов с совсем не старыми лицами такое старчески предубежденное сознание? И кто снимет лапшу с их не по возрасту мохнатых ушей?

Кого и зачем они стараются убедить в том, что ислам знак равенства отсталость, а шариат знак равенства насилие? Они знают о том, что чистка зубов по утрам – это соблюдение шариата? Что в шариатском праве, чтобы доказать факт преступления, нужно не два, а четыре свидетеля? Что даже ультралиберальнейший реформатор ислама, директор лондонского института им.Ага Хана проф. Филали Ансари считает шариатское право вполне совместимым с демократией?

Они понимают, что занимаются исламофобией перед аудиторией, в которой вторая по численности группа верующих – мусульмане, которые вынуждены это слушать и гадать, с чего бы госканал одной седьмой части суши служил бесплатным приложением к дешевой израильской газетенке – не «Хаарец» и не «Маарив», а в лучшем случае бесплатной «Исраэль ха-Йом»?

Если наши пропагандисты взялись следовать линии американских неоконсерваторов, тогда, сказав А, говорите Б: надо разбомбить Асада, стравить Иран с Ираком, позаботиться о полубезумном семейство Пехлеви и о секте «Муджахеддин и Хальк». Это будет соответствовать схеме Альберта Пайка в изложении Ливингстона.

Если их забота в регионе ограничена только Израилем, тогда надо иметь в виду: есть интересы государств, а есть интересы компаний. Есть Кемп-Дэвидские соглашения, а есть коммерческий контракт по поставке газа из Египта между Израилем и компанией ЕМС. Это не одно и то же.

Акционеры компания ЕМС, в частности член международного совета Peres Fund for Peace Йосеф Майман, действительно терпят убытки. Но оснований посыпать голову пеплом нет абсолютно, особенно после открытия месторождения Левиафан. И нельзя не заметить, что реализация плана «Большой Ближний Восток» началась после того, как запасы этого месторождения были подтверждены.

Если нашим защитникам Израиля от «арабской весны» действительно хотелось помочь правительству Израиля, то для начала не нужно было приписывать эту «весну» Саудовской Аравии (как некоторые эксперты на канале РБК делают до сих пор). А когда прошлым летом на площади Ротшильд в Тель-Авиве кривлялись гомосексуалы и хиппи, надо было сказать: уважаемые израильтяне, с вами и вашей религией делают то же самое, что делают Асма Махфуз и Мона Эльхатави с исламом в Египте, а группа «Фемен» — с католицизмом в Ватикане.

Но наши пропагандисты прохлопали все это ушами и теперь делают вид, что Pussy Riot в Храме Христа Спасителя – это какая-то местная зараза, а не международная. Даже когда девушки из Pussy Riot цитируют Жижека.

Говорят: кто не кормит свою армию, будет кормить чужую. Так же можно сказать: кто не видит, что делает враг с чужой культурой, тот не сможет защитить и свою.

Но что самое смешное: если наши господа пропагандисты действительно думают, что сегодня благородно защищают маленький и беспомощный Израиль от большого и сильного (нищего, правда) Египта, то они сильно заблуждаются.

Постоянный корреспондент израильского правого (!!) агентства ZMAN в Египте Ксения Светлова не далее как 1 мая писала следующее:

«В прошлом году казалось, что Амр Муса – это единственно возможный кандидат, которого знают все и уважают многие, но сейчас создается впечатление, что Абд аль-Мунем Абу аль-Футух – это как раз тот компромиссный вариант, который может примирить либералов и исламистов, тех, кто опасается возвращения «остатков режима Мубарака» и тех, кто боится царства шариата. Поэтому вполне возможно, что желание «объединить Египет» сыграет свою роль, и каждый избиратель найдет частичку себя в образе «исламиста с человеческим лицом».

Футух – это кандидат, поддержанный шейхом Карадави. Израильские симпатии к такому кандидату – вроде бы нонсенс. Может быть, заговор? Больше похоже на приспособление к реальности. Ну что поделаешь, если даже Ньют Гингрич, несмотря на щедрую поддержку Шелдона Адельсона (спонсора Нетаниягу), умудрился провалить праймериз? В Богемский клуб пролез, а праймериз провалил. Ну что поделаешь, если 54% американских евреев интересует американские экономические проблемы, и только 3% интересует Израиль с его проблемами (о чем сообщил М.Дж.Розенберг на «Аль-Джазире»)?

В статье для российского сайта Slon Ксения Светлова пиарила Футуха более изящно: «Реальную конкуренцию Мусе среди оставшихся кандидатов может составить разве что Абд аль-Мунем Абу аль-Футух, «исламист с человеческим лицом». Настолько человеческим, что если бы египетским светским либералам пришлось бы выбирать из трех зол между Абу аль-Футухом, «братом» Шатером и салафитом Абу-Исмаилом, то они наверняка отдали бы своим голоса первому. Но в сегодняшней ситуации предсказывать египетское политическое будущее – все равно, что пытаться отфильтровать нильскую воду от токсинов и отходов производства».

А что писала израильская журналистка Светлова о самом Мусе? Она распространяла сплетню о его еврейском происхождении.

«У Мусы тоже нашлись темные пятна в биографии – его отец был повторно женат на танцовщице еврейского происхождения по имени Ракия Ибрагим. Египетские таблоиды откопали и сводного брата кандидата, который якобы живет в Израиле. Подобного слуха в сегодняшнем Египте достаточно, чтобы положить конец политической карьере. Однако, если Сулейман, Шатер и Исмаил не смогут баллотироваться на выборах, получается, что даже запятнанный Амр Муса может стать главным кандидатом на президентское кресло. В отличии от большинства оставшихся кандидатов, его имя хорошо известно всем и в Египте, и за его пределами. К тому же Мусу поддерживают немало арабских лидеров, заинтересованных в стабильности Египта», — сообщает израильский автор российскому сайту, который не берется за труд даже сопроводить ее оценку каким-нибудь куцым комментарием.

Вам не напоминает трактовка слово «темный» госпожой Светловой о персонаже времен перестройки по фамилии Норинский? Этот персонаж писал сам себе угрожающие антисемитские письма, а потом жаловался на обидчиков.

Может быть, девушка настолько вжилась в египетскую реальность, что уже не может отделить образ себя от фантома врага. Может, она училась у ветеранов операции «Сусанна». Другой вопрос – чем руководствуется этот (отнюдь не маргинальный) автор, предпочитая Футуха бывшему главе ЛАГ, притом вполне управляемому, как сказано выше?

Вряд ли это вопрос вкуса. У Мусы и Футуха есть существенная разница в биографии. Глава ихванской «пионерии», в отличие от Мусы, никогда не устраивал необъявленных экспедиций в сектор Газа и не поднимал крайне неприятный вопрос об израильском ядерном центре в Димоне. Не о том, чтобы его закрыть – Муса не родня Десмонду Туту и прочим экологистам-радиофобам – о том, чтобы Израиль всего-навсего присоединился к Договору о нераспространении. А от экс-премьера Ахмеда Шафика Футух отличается тем, что не хвастается двум персонально сбитыми израильскими истребителями.

Скромная служащая государственной пропаганды Израиля делает выбор на основании исторического опыта, а не фантомов. Отечественная пропаганда (а как еще назвать государственный телеканал «Россия», обязанный по форме собственности исполнять пропагандистские функции?) делает выбор на основании чего-то другого. Может быть, на том основании, что с Амром Мусой российские дипломаты знакомы, а с членами руководящего бюро БМ – нет.

А кто стоял с пистолетом у виска и мешал познакомиться?

Профессору-энциклопедисту Джону Эспозито, который считал нужным для интересов США налаживание глубоких контактов с мэйнстримным исламом, мешали. Постоянно мешали. Таскали по судам. А он все равно налаживал. И CFR с ЦРУ прикрывали его от «наездов» ФБР.

У нас в стране нет специалистов, свободно читающих Коран по древним манускриптам?

Есть. Я это точно знаю. В этом тексте уже упоминалось такое имя.

Тогда почему таких людей не приглашают в государственный телеэфир? Или хотя бы в студию с заднего хода, для чтения популярных лекций для личного состава пропагандистской армии?

Я бы хотел поверить, что на самом деле у нашей дипломатии «все схвачено», и «медиа-операции» Сергея Пашкова – игра для прикрытия.

Но кто заполняет свято место, которое пусто не бывает?

В феврале этого года в США возникла организация под названием AESA. Ее учредили бывшие топ-менеджеры кампании Джорджа Буша-младшего. Они посредничают между политическими кругами и военными. Это они устроили визит Маккейна в Египет, а потом визит первых лиц ПСС в Сенат США, где их принимали Маккейн и Линдсей Грэхем.

На всякий случай: эти два сенатора – не друзья нашей страны.

Друзей мы выбираем сами. Иногда к нам в друзья навязываются. Например, 7 декабря прошлого года в Москву приехал глава МИД Израиля Авигдор Либерман и заявил, что итоги наших парламентских выборов легитимны. Не побоялся мирового «осуждамса». Выглядело смело.

Только чем он стал заниматься после этого? Интригами. Болтовней о некоем союзе между Израилем, Кипром, Восточной Европой и Россией, который он-де создал в противовес Турции.

А в Турции у нас – атомный контракт и «Южный поток». Так, всего-навсего.

Конспирологи уже увидели в этом особо коварный заговор Израиля. А это была маленькая интрижка маленького человечка, который набивал себе цену. Он хотел продать свою партию в новую лево-правую коалицию Шимона Переса. Ставил подножки Нетаниягу, которому обязан своей карьерой с ее первого дня. Шантажировал его досрочными выборами. Выслуживался перед новыми хозяевами, для чего восстанавливал отношения с Тбилиси за спиной у названных русских друзей.

И кто он теперь со своими прожектами «объединения Кипра, Восточной Европы и России»? Никто и звать никак. Поскольку Нетаниягу заключил пакт с партией «Кадима», и сколько Либерман ни тужься, коалицию развалить ему не удастся. А следовательно, и Пересу он ни к чему. Это называется провал между двух стульев.

Израиль был одной из двух стран, которые пригласили в гости Владимира Путина после его победы на выборах – одновременно. Второй страной был Пакистан.

В Египет не приглашали. Но инициатива может исходить и с нашей стороны.

Поскольку, во-первых, Египет гораздо больше нуждается в помощи сегодня, чем обе вышеназванные страны, а помощь в трудную минуту не забывается.

Поскольку, во-вторых, Египет – это рынок сбыта. Здесь не требуется детализации и аргументации: все понятно по физической карте мира. Что касается добывающих корпораций, то там их примут с радостью, а не со ста одним условием, как в Хайфе или Ашдоде. Кстати, египетский госхолдинг EGAS, не дожидаясь второго тура выборов, объявил тендер на исследование 15 территорий египетского шельфа Средиземного моря.

Поскольку, в-третьих Египет – это древнейшая культура (а не пещера Тора-Бора, как считают люди, не знающие грамоте). Но эту культуру наднациональные игроки много лет целенаправленно и изобретательно обхаживали и соблазняли, чтобы в итоге изнасиловать в особо жестокой форме. Реакция простых людей на освобождение американских агентов влияния – показатель запоздалого, но неизбежного осознания того, что случилось. Эта цивилизация хочет выжить, она будет искать союзников в мире – и в физической, и в культурной самозащите.

Египтяне, которые не забыли русский язык – это и есть соль земли египетской, потому что это люди, которым этика труда роднее угара разрушения. Влияние состоит не только из краткосрочного кредитного капитала.

Американская политика сегодня живет в предвыборной канители, которая для нас уже неактуальна, а в середине июня станет неактуальной и для Египта. Следующие полгода – лучшее время для собирания камней, для возвращения на брошенную целину.
по материалам сайта http://www.dynacon.ru