Сирийский кризис и «Черкесский вопрос»

В последнее время отмечается существенная активизация проблемы возвращения на историческую родину сирийских черкесов. Во многом это обусловлено гражданским конфликтом в Сирии, от которого страдает, в первую очередь, мирное население. Однако есть и влиятельные международные силы, заинтересованные в «раскрутке» данной проблемы на антироссийской основе.
Следует отметить, что в последние годы значение «черкесского вопроса» для России и для кавказкой политики заметно выросло. Проблема актуализируется в связи с предстоящими зимними Олимпийскими играми в Сочи в 2014 году. Однако было бы неверно сводить ее только к историческим воспоминаниям. Действительно, 21 мая 1864 года в урочище Кбаадэ (сейчас там находится летняя резиденция президентов РФ) была отпразднована последняя победа Российской империи в почти полувековой Кавказской войне. Она была одержана именно над черкесскими формированиями.
Но «черкесский вопрос» имеет и много других граней. Это и сюжеты российской внутренней политики – проблемы представительства черкесов в органах власти, земельная проблема на фоне реформ местного самоуправления, и целый комплекс внешнеполитических проблем. Взять хотя бы двусторонние взаимоотношения с Грузией. После поражения в «пятидневной войне» 2008 года Тбилиси, не имея ресурсов, сопоставимых с российскими, резко активизировал свою «дружбу» с северокавказскими движениями националистической направленности. Тбилиси признал «геноцид черкесов», отменил визы для жителей северокавказских республик (а затем и для всех российских граждан), активизировал информационную политику и гуманитарные контакты в этом направлении.
Помимо грузинского направления «черкесский вопрос» крайне важен и в контексте масштабной ближневосточной геополитической трансформации, называемой «арабской весной». И эта трансформация серьезным образом влияет на расклад сил на Большом Кавказе. До нынешнего кризиса в Сирии, по различным оценкам российских этнографов, в Сирии проживало порядка 32-35 тыс. выходцев из Северного Кавказа, прежде всего, адыгов. Черкесские национальные организации давали большую цифру – 60-100 тыс. одних только адыгов. В большинстве своем представители этой общины были лояльны действующей власти. В докризисный период сирийские политики и дипломаты также наладили конструктивное взаимодействие с управленческими структурами и деловыми кругами адыгоязычных субъектов РФ – Адыгеи и Кабардино-Балкарии.
Сегодня, когда черкесы оказались заложниками гражданского противостояния на Ближнем Востоке, проблема адыгской диаспоры становится важной частью российской политики. Хотелось бы обратить особое внимание на то, что сирийские черкесы обратились за помощью к России, отставив на второй план вопросы негативного исторического прошлого. Притом, что проблема репатриации для «черкесского мира» была и остается одной из центральных.
Нельзя сказать, чтобы РФ этим вопросом не занималась. Более того, на этом направлении есть определенные наработки. Так, еще 24 июля 2010 года президент России подписал закон о соотечественниках за рубежом в новой редакции. В соответствие с этим документом к категории «соотечественник» теперь могут причисляться и «лица, проживающие за пределами территории РФ и относящиеся, как правило, к народам, исторически проживающим на территории РФ, а также лица, чьи родственники по прямой восходящей линии ранее проживали на территории РФ, сделавшие свободный выбор в пользу духовной, культурной и правовой связи с РФ». И репатриация сирийских черкесов на историческую родину становится практическим выполнением формальных правил.
Среди прочего, это показывает, что в сирийском кризисе Москва руководствуется не «солидарностью с диктатором», а своими прагматическими целями, включая и гуманитарные аспекты. Защита сирийских черкесов, таким образом, может быть противопоставлена «историческим изысканиям» Тбилиси и Вашингтона, ориентированным на прошлое, а не настоящее и будущее. В этом контексте проблема репатриации могла бы стать одним из фрагментов «российского ответа» на «черкесский вопрос».
В тоже время в эйфорию по этому поводу впадать не стоит. Репатриация – проблема достаточно сложная. Смогут ли репатрианты интегрироваться в российский социум на Северном Кавказе? Ведь адыгская идентичность на исторической родине и на Ближнем Востоке – не одно и то же. Смогут ли они найти себя на рынке труда в непривычных для них условиях? Как будет организовано образование их детей? Вопросов такого рода достаточно много.
Опыт предшествовавших репатриаций (переезд черкесов из Косово в Адыгею) выявил немало проблем – от распространения радикальных религиозных взглядов до банальной зависти со стороны местного населения.
Таким образом, необходима серьезная государственная программа репатриации. И не просто некий документ, а проект, вписанный в общий контекст миграционной политики России, с учетом тенденций на рынке труда, не говоря уже о земельных и межэтнических вопросах. Только так можно сформулировать качественную альтернативу на «черкесском направлении», которая поможет и в решении острых внутренних проблем, и в продвижении российских интересов на международной арене.