Адалло. Старая паленная шерсть

За что мы все любим представителей так называемого класса «креаклов», которые, как это не парадоксально, продолжают обитать на просторах даже нашей родной высокогорной республики, так это за несокрушимую мощь нестареющего интеллекта, непорочную, как жена Цезаря, совесть и крепкую, как медвежья жопа, память. Испытываем восторг каждый раз, когда очередной их яркий представитель, которому давно за 50, внезапно открывает где-то в сети свою затхлую пасть и обдает, застигнутого врасплох обывателя, объемистым ведром своего пахучего таланта. Особенно вставляет когда «креакл» начинает вещать про себя родимого, про своих современников и про роль себя в судьбе всех.

Совершенно случайно довелось прочитать, вылупившуюся как крокодил из яйца,  статью одного родственного (видимо, от аварского слова «роц») нам представителя могучей когорты «советских интеллигентов», не ослепшего Гомера и не отравившегося Махмуда нашей эпохи, лучшего друга и «русского патриота» М.Шевченко и исламского амира всея Кавказа Багаудина Магомедова, Алиева Абдулы Магомедовича, ныне известного по кликухе «Адалло», которую он же сам себе на нетрезвую голову и придумал в далеком 1983году, во время очередной жаркой бухни в пивбаре ресторана «Смолян».

С Огрызком

Статья под мощным названием «Поэт должен быть чист и прям» была опубликована на интернет-сайте «Литературной России», уже давно и в судорогах скончавшейся от собственной никчемности и в настоящий момент продолжающей свое загробное существование в виде блогика, на котором никто кроме собственно главреда, некоего Вячеслава Огрызко (фамилия, мое почтение!) и не публикуется. Видимо основная задумка нашего гомера махмудовича и заключалась в том, что паршивую газетенку никто кроме узкого круга широких ценителей прочитать и не сможет, и поэтому бить сапогом по старой сморщенной жопе за необдуманно сказаное тоже никто не будет. Ну и естественно, в такой благоприятной затхлой среде наш бойкий Табаки раскрылся по полной.

Не будем приводить тут все, дадим самые характерные моменты

 …Знаете, что один шейх в Дагестане мне сказал? …Муфтий Дагестана однажды позвонил мне и говорит, что вот такой-то шейх сидит у него дома и просит, чтобы я прочитал ему поэму, которая тогда ещё не была опубликована. …Поэму я знал наизусть, но делал вид, что читаю с листа, и следил за выражением их лиц, как они воспринимают, потому что в тексте были очень жёсткие вещи в отношении религиозных людей. Мне было интересно посмотреть, как они на это всё отреагируют. Поверьте, я никогда такой аудитории не имел! В течение трёх часов. Правда, мне пришлось читать с комментариями, потому что многого они не могли понять… Когда я завершил, никаких обсуждений или чего-то подобного не состоялось. Все выпили со мной чаю и вышли, чтобы провожать меня на улицу. Я подаю каждому руку. А в конце – этот шейх (его, кстати, потом взорвали – убили), он стоял последним. Я подал ему руку. Надо сказать, что обязанность каждого прихожанина по традиции – поцеловать руку шейху. А он вместо этого взял сам мою руку и поцеловал. Мне всё это не нравится чисто по человечески, но раз он так сделал, значит я тоже потянул его руку, чтобы тоже поцеловать… но он не дал. И тогда он сказал: «Не думай, что это ты написал. Когда ты сидел и писал, над твоей головой был ангел и каждую букву кидал под твоё перо…». Такую оценку я не слышал, чтобы кто-нибудь получал…

– Как его имя?

– Саид-Эфенди.

– А та ваша поэма, о чтении которой вы рассказали, как называется?

– «Живой свидетель». Она ещё не переведена. И вряд ли в ближайшее время будет переведена. Сейчас с этим трудно… Я нынче в таком состоянии… Всё внимание властей сосредоточено на Расула Гамзатова. Он, и больше никто и нигде быть не должен.

– Но он же умер уже…

– Оказывается, есть такая порода змей: когда ей отрубишь голову от туловища, эту голову нужно очень тщательно уничтожать, иначе она способна ещё несколько дней, будучи уже мёртвой, кусать людей. Я слышал такое, специально читал, какие мероприятия нужно предпринимать при захоронении…

Есть такое выражение: о покойном либо хорошо, либо никак. Но в одной религиозной книге я отыскал, что это совершенно неверное представление. Потому что если человек занимался нехорошими делами в этой жизни, надо ему в лицо сказать об этом. И можно даже после смерти. Потому что, хотя он сам умер, яд, который он оставил, работает. Понимаете? Яд работает…

– Но, если говорить о поэзии как таковой, Расул Гамзатов – это явление аварской и, если дальше говорить, мировой поэзии? Или, как считают некоторые представители русской интеллигенции, Гамзатов был сделан русскими переводчиками? Интересна ваша точка зрения, как знатока аварского языка. Вы видели и то, что Гамзатов сделал на аварском языке, и видели переводы его на русский.

– Я всё это очень хорошо видел. Вы знаете, с этим человек мне пришлось рука об руку сорок лет работать, и не знать Гамзатова я в любом случае не мог. Это очень сложный человек, потому что за его спиной стояли не только Дагестан, Россия, но вся советская система… И попробуй его тронь! И он отлично это знал.     В 91-ом или 92-м году я написал открытое письмо Расулу Гамзатову о том, что выхожу из Союза писателей. Это, конечно, его привело в не очень хорошее состояние. Я ушёл и больше не вернулся. Как возвышающийся человек он подбирал уток в поэзии, которые чуть-чуть плавают, чуть-чуть бегают, чуть-чуть летают. И вся литература была передана им. Это была его очень умная, дьявольская политика: он должен был летать, чтобы никого не было рядом. Так что мне могут приписывать зависть к нему, но на самом деле никакой зависти нет. А он всю жизнь мне завидовал. Он хорошо понимал, что рано или поздно ситуация поменяется. Ну, на чём он сейчас держится? Смотрите, издаются книги, и издаются они не как-нибудь, а в роскошном виде, невероятно богато. Государство оплачивает это. Приезжают из Москвы и из других республик какие-то делегации, и там, как сувенир, эти книги раздаривают. А на самом деле, между нами говоря, никто его поэзией уже не интересуется.

Что касается вашего вопроса, я прямо скажу: Гамзатов на аварском языке для меня не звучит. Может, для кого-то и звучит…

– Тогда правильно ли будет сказать (не потому что мы сейчас с вами беседуем, а исходя из оценок разных специалистов), что на аварском языке, если брать современную поэзию, по сути есть только одна величина – Адалло?

– …Я об этом не думал ещё… А, может, так и есть? (улыбается)

Что тут еще скажешь? Гамзатов сделал так, что слыша слово «Дагестан» живущие за тысячи километров от наших гор люди начинали читать стихи о настоящей дружбе, о вечной любви, о героях-рыцарях. Для совершенно посторонних людей Дагестан через его стихи становился близким, родным, понятным. А что дало Дагестану это существо которое даже в собственном селе никто не уважает?

Поэт, как мы все понимаем, пишет стихи, создает какой-то творческий продукт, который, воздействуя художественными способами на заложенное в нас чувство прекрасного, вызывает в нас светлые образы и чувства.  «Крутизна» таланта поэта определяется только качеством материала, который он производит. И ничем другим. Бонусы, типа популярности, славы, богатства и социального положения и т.д. могут придти сразу, а могут и не придти вовсе, но писать шедевры поэт, как настоящий мастер, будет вне зависимости от их наличия. Просто потому, что его, говоря популярно, «прет».

Свою творческую деятельность т.Алиев начал в далеких 50-х годах, вернувшись в родное село после окончания заочного отделения Дагестанского педагогического института работать учителем начальных классов в родном селе. Для тех, кто не забыл, сельский учитель в те суровые годы это был человек, который в обществе ставился значительно выше председателей, милиционеров, главбухов, агрономов и т.д., Учитель это был образец мыслящего человека, ведущего людей к свету, проводника людей к лучшей жизни. Чем отличился наш герой? Научившись в городе пить водку, т.Алиев по бухне устроил драку и в итоге улетел на нары на пять неизгладимых лет. По обычной уголовной статье, как существо не нужное нормальному человеческому обществу.

В роли жертвы сталинизма

К счастью для т.Алиева, толком оттоптать зону он не успел, так как сел практически одновременно с знаменитой бериевской амнистией, когда после смерти Сталина из тюрем вместе с политическими заключенными освободили и простых мелких жуликов. А вслед за освобождением, грянула «оттепель», нарождавшаяся партийная мафия начала озабоченно бороться с «культом личность», и на «невинно репрессированных» внезапно был в приказном порядке создан социальный спрос.  В итоге, «пострадавший от сталинизма» Абдула Алиев  начал писал стихи сначала в республиканской газете «БагIараб байрахъ», откуда уже в 1957 г. подался в столицу, в московский Литературный институт им.Горького. После спокойно работал референтом в партийном флагмане борьбы с религиозным мракобесием Обществе «Знание».

К слову сказать, будущий друг Яндарбиева и неудавшийся имам Дагестана, Алиев долгое время состоял в КПСС, откуда он дважды исключался за злоупотребление спиртным с формулировкой «за бытовое разложение». Тут надо понимать, что в компартию в ту далекую пору никого за шкирку не тянули и в цепях не держали, туда мог более менее свободно можно было попасть служа в армии или работая у станка (т.к. никаких благ это не давало), а начинающий поэт стать коммунистом мог исключительно проявляя горячее желание и страстно признаваясь в любви и вере в неминуемую победу коммунизма.

Естественно терпеть у себя в рядах человека, который в запое пропивал все что имел и носил, а потом лазил на махачкалинское русское кладбище допивать оставленные «за упокой» бутылки, никто не собирался. И поэтому после каждого своего исключения, будущий борец за чистый Ислам, глотая пыль, носился с покаяниями и горячими мольбами вернуть его в ряды большевиков. Кстати, по утверждению же самого Адалло, исключали его за неуемную борьбу с несправедливостью и кровавым режимом. Правда, объяснять, за что его потом дважды возвращали, он не стал.

С приходом перестроечных лет Алиев сразу ухватился за денежную «национальную» тему, для чего 1991 году артистично вышел из Союза писателей СССР «по политическим мотивам». Указанные политические мотивы кидали Алиева то к участникам горбачевской «перестройки», то в предвыборный штаб алкаша Б.Ельцина.

В роли великого имама

Когда на горизонте замаячила новая крайне перспективная тема «политического ислама» А.Алиев и тут оказался в первых рядах, резко сменив пиджак демократа на старательно расчесанную бороду. Надо отдать должное, на этой бородатой теме такая пустышка как Адалло наконец смог сделать по-настоящему звездную карьеру, став в мае 1998 года заместителем председателя Конгресса народов Ичкерии и Дагестана, личным попугаем у главного «Джона Сильвера» — Шамиля Басаева. Маска «имама Шамиля» надетая на рожу дважды коммуниста продавалась исключительно удачно. А когда в Дагестане началась реальная война и на нашей родной земле полилась настоящая человеческая кровь «поэт- невольник чести» замелькал уже на экранах телевизоров, как главный идеолог и вождь бандитов. А как убедителен, как грозен, как суров был тогда наш рифмоплет в военной форме, говоря о вечной войне и готовности громить и гибнуть за святое дело…

http://youtu.be/52H4qCS2lVs?t=5m32s

Кончилось «святое дело» очень быстро. Бандитов порвали, загнали обратно в ЧР, где уже стали мочить в сортирах по полной программе. А пустышки, такие как Адалло, были вынуждены бежать, сверкая пятками, туда, где не надо было рисковать задницей.

За бугром Адалло сначала пытался стать «кавказским Солженицым» но очень быстро понял, что эта тема не продается, а в Турции он никому не нужен. Истратив непосильным трудом заработанные 30 серебрянников, Адалло влачил жалкое существование, никому не нужный, брошенный, как использованный контрацептив, всеми, и дагестанцами, и чеченцами. И в итоге понял, что единственным местом, где он еще как-то, хоть и на черном хлебе, сможет выжить это его родина, Дагестан, Россия, где живут люди, говорящие на понятном ему языке, у которых он сможет выпросить хотя бы пенсию на старость.

Кающаяся Магдалена

В итоге пришла пора одевать маску «блудного сына», «обкакавшегося ребенка», которую он без зазрения совести натянул на свою гнусную рожу, прося о пощаде главу Дагестана Магомедова М.М., чиновников рангом по ниже и вообще всех, ненавидимых еще вчера «куфарров, муртадов и залимов», каясь во всех грехах, как последняя проститутка. В своих публичных письмах он жаловался на болезнь сердца и настаивал, что хочет только умереть на родной земле.

Республика в это время жила своей жизнью, была куча других проблем, и нытье побитого пса мало кого волновало, да его даже никто и не слушал. Но нашелся один человек, который заступился за Адалло и использовал весь свой огромный авторитет для того чтоб он смог вернуться в родные горы. Как вы догадались это и был сам Расул Гамзатов, который преодолел недоверие в Москве и в Махачкале (Адильгерей помниться так прямо и сказал «Зачем тут нужен Адало?») и добился его возвращения. Как и положено моральному инвалиду, Адалло на это ответил черной неблагодарностью. Которую он не побоялся высказать только после смерти Гамзатова. Как и положенно последней падали.

По возвращении в Дагестан неудавшийся имам Адалло получив условный срок, на какое-то время затаился, осматриваясь в незнакомом пока ему миру, осторожно выбирая новый образ, на котором теперь можно было бы кормиться. Алиев кидался то возвращать череп Хаджимурада, то боролся за лексическую чистоту аварского языка. Адалло понял, что критиковать воров в лицо опасно, снова связываться с лесными мешала закаленная в боях, многоопытная задница, а все что оставалось это дружить с разного рода шевченками и прочей московской леберасней, да пытаться изображать некую осторожную оппозицию непонятно чему. Кстати благодаря протекции того же самого Максима Шевченко, борец за свободу от ненавистной России регулярно ездит поправлять подорванное имперской политикой здоровье в кремлевской больнице в г.Москве.  Интересно, говорит ли он про имперскую политику врачам ставящим ему лечебные уколы?

Червивое дерево редко дает здоровые плоды, вот и отпрыски Адалло тоже пошли по поганой отцовской дорожке. Особенно отличился младшенький Гамзат, который нынче вербует на бородатую смерть сельскую молодежь, при этом, как и подобает достойному продолжателю отцовских традицый, сам он отсиживается в тепле и спокойствие, не рискуя свой шкурой.

В роли Толстого

В итоге наш несчастный отброс общества понял, что все также никому не нужен, что образ «кавказского Льва Толстого» тоже не прокатывает, что на теме борьбы с коррупцией и защите прав сегодня не кормится только ленивый, и он там далеко не в первой десятке. А стать популярным и востребованным не помогали даже проплаченные статейки про себя самого в «черновиках».

А осталось у Адаллы на рубеже жизнь в качестве сухого остатка только злоба и черная зависть. Зависть ко всем, в т.ч. к своему сверстнику Гамзатову, который обессмертил свое имя настоящей поэзией, чистой и мощной, которому не требовалось носить маски и лезть на властные Олимпы чтоб быть уважаемым и любимым миллионами поэтом. Который, не стремясь к почитанию, благодаря таланту стал другом для людей, говорящих на разных языках.

Понимаю, дорогой читатель, что тема поэзии на нашем сайте смотрится немного странно, но дело в том, но речь тут не о стихах, а больше о людях, а конкретно о том, что это самое Адалло, является характерным представителем, практически зеркалом нашего бородатого общественного дна, вобравшем в себя все его характерные черты и повадки.

Серость и бесталанность, помноженная на врожденное больное честолюбие и алчность, тупую гордыню и эгоизм, всегда дает как конечный продукт, не бессмертную гамзатовскую поэзию, а только отчаянную зависть, бесплодную злобу, которая в молодые годы еще как то глушиться через хронический алкоголизм, но потом, ближе к старости выплескивается в виде таких ядовитых опусов.