Два в грудь, один в голову

Бармалей, баба Яга, серый волк из «Красной шапочки» — на лицо ужасные, добрые внутри. Они могут искренне раскаяться, и их простят. Негодяи, сшитые на голливудский манер, по определению неисправимы. Крюгера можно только убить, вампира только пронзить осиновым колом, терминатора — только раздавить под гидравлическим прессом.

Американские злодеи по природе своей — оборотни. Активное, абсолютное зло, принявшее человеческое обличье. Их русские коллеги — оборотни наоборот. Они представляют собой не замаскированное зло, а сбитое с толку добро. Их злодейская сущность наносная, внутри всегда теплится человеческая натура, даже царь Кощей над златом чахнет. Наши злодеи сами являются жертвами нечистых сил, они вредят людям, находясь в состоянии помрачения, и тяготятся этим. Их можно расколдовать усилием любви.

Американский полицейский Даррен Уилсон всадил 12 пуль в чернокожего парня Майкла Брауна в ситуации, когда любой американский полицейский был обязан сделать то же самое. По крайней мере, так решили присяжные, которые оправдали служителя порядка. В результате Америку колбасит уже вторую неделю. Массовые акции протеста прошли в 37 штатах, арестованы более 400 человек. В самом Фергюсоне громят магазины, жгут полицейские машины. В Лос-Анжелесе толпа попыталась прорвать оцепление вокруг местного департамента полиции, а лежачая акция протеста парализовала движение по центральной магистрали города. В Нью-Йорке протестующие на несколько часов заблокировали три главных городских моста. В Вашингтоне происходит и вовсе немыслимое: на улицах жгут американские флаги. Горячими точками стали Чикаго, Сиэтл, Портлэнд, Даллас, полиция боится социального взрыва в Детройте. Будь на этой планете еще какая-нибудь СуперАмерика, которая была бы не прочь поменять государственный строй в ПростоАмерике, протестующие уже давно взяли бы штурмом здание ООН, а вокруг Белого дома горели бы костры.

На днях сам Уилсон дал немногословное интервью журналистам: «Я просто делал свою работу, моя совесть чиста».

И он абсолютно прав. Чего пристали к человеку? Человек всего лишь убил оборотня.

— Даррен Уилсон превысил свои полномочия, — глядит со своей колокольни глава профсоюза сотрудников полиции Москвы Михаил Пашкин, который насмотрелся и начитался в детстве русских сказок. — Вполне хватило бы ранения в ногу. Это бы остановило злоумышленника. Ранил, скрутил, позвал на помощь. Зачем убивать?

Русский полицейский в аналогичной ситуации, конечно, действовал бы по-другому. Даже в случае агрессии со стороны правонарушителя он попытался бы нейтрализовать его как-нибудь по-хорошему. Для начала — рискнул бы просто поговорить, отрезвил бы его высокохудожественным матом, мол, мы с тобой одной крови, чувак, кончай дурить. Не помогло — можно скрутить, огреть дубинкой, стрельнуть в воздух, в ногу, в плечо. Русский полицейский будет сопротивляться смертоубийству до последнего, даже с риском для собственной жизни. Потом, в отделении, он, конечно, превысит свои полномочия по полной программе, но жизнь — это тот минимум, на который каждый правонарушитель в России имеет право. Если, конечно, он уже не успел угодить в базу данных с пометкой «особо опасен».

У полицейского американского в голове совсем другой расклад. У него в голове четкая инструкция — как себя вести в случае оказания сопротивления. И в этой инструкции нет даже обязанности сделать предупредительный выстрел в воздух.

— Если уж мы достаем оружие, то лишь для того, чтобы стрелять на поражение. Два в грудь, один в голову, — говорит мне Виталий Прокопчук, полицейский из города Сакраменто, штат Калифорния. В прошлом году я три дня наблюдал за тем, как он патрулирует улицы не самого спокойного района Ранчо Кардова. В его полицейской машине я оказался по заданию редакции. Готовил репортаж об американской системе правосудия. Много думал.

Сходу — совет любому, кто собирается поехать в США и проводить там время в приподнятом настроении. Ни в коем случае не оказывайте полицейским сопротивления. И имейте в виду, что само слово «сопротивление» у нас и у них трактуется по-разному. Если в ответ на требование стража порядка заткнуться и поднять руки вверх, вы с улыбкой идете ему навстречу и пытаетесь что-то объяснять — запросто можно оказаться трупом через пять секунд. Если при этом вы еще и держите руку в кармане — трупом можно стать в два раза быстрее.

У американских полицейских крайне низкий порог применения насилия. Стрельба на поражение применяется без колебаний и лишних эмоций, это воспринимается как необходимое хирургическое вмешательство: «Резать к такой-то матери, не дожидаясь перитонита».

Америка — это полицейское государство. Не в том демагогическом смысле, в котором это словосочетание используют наши оппозиционеры, а в самом прямом — прямее некуда. Здесь действительно одна из самых сильных и эффективных полицейских систем в мире. Причем эта сила и эффективность проявляется не только в решительности и жестокости. Американская полиция умеет быть белой, пушистой и даже великодушной. Любой гражданин США, не имеющий проблем с законом, имеет право подать заявку в ближайшее отделение с просьбой взять его на дежурство в полицейскую машину, и его возьмут. Любой гражданин США, не имеющий проблем с законом, может запросто поработать в дежурной части — это любимое занятие пенсионеров. Если полицейский остановил вас без достаточных на то оснований, вы можете, ничего не опасаясь, сказать ему: «Get lost!» — и вам за это ничего не будет. Скажем прямо — если вы человек до мозга костей добропорядочный, вам не стоит бояться американской полиции. Но вот милость к падшим — это точно не про нее.

В Америке есть такое понятие — «record». Это персональная юридическая история, которая тянется за каждым гражданином. Тот кредит доверия или недоверия, который определяет круг ваших возможностей или невозможностей. Испортить себе record, пусть даже по мелочи — один из самых больших страхов американского гражданина. От юридической чистоты твоей биографии зависит все: карьера, круг общения, место проживания и даже мера наказания. Фактор добропорядочности расслаивает людей Америки гораздо сильней, чем цвет кожи и национальность.

Если Виталий Прокопчук остановит вас за превышение скорости, он первым делом залезет в свой бортовой компьютер, проверит ваш record и в зависимости от того, что он там увидит, последствия могут варьироваться от простого «ай-яй-яй!» до нескольких лет тюрьмы. Есть тут такое понятие — «three strikes law» (закон трех ударов). За первое совершенное правонарушение тебе могут или присудить штраф, или дать пару месяцев общественных работ, или направить на курсы сдерживания агрессии. Второй раз за то же самое тебя посадят в тюрьму года на 2-3. В третий раз — на 5-10. В четвертый — пожизненно. Причем этим преступлением может быть какой-нибудь элементарный мордобой. Тебя карают не по тяжести содеянного, а по факту неисправимости. Система мыслит так: мы этому уроду дали достаточно шансов исправиться. Он не понял. Теперь обратного хода нет. Тебя вычеркивают из списка живых. Ты оборотень.

Разумеется, в той экстренной ситуации, в которой оказался полицейский Даррен Уилсон, нет времени смотреть в компьютер, приходится считывать record прямо с человеческого лица. И тут решающую роль может сыграть все: цвет кожи, выражение глаз, прическа, прикид, статус района, где происходит инцидент. И если из всех этих пазлов в голове полицейского ты сложился в образе оборотня — извини, дорогой, две в грудь, один в голову.

— Мы — страна, которая построена наверховенстве закона, — заявил Барак Обама, обращаясь к нации в связи с событиями вокруг Фергюсона. И он абсолютно прав. Америка — страна с передовой экономикой, но ветхозаветной моралью. На верховенстве любви такое мощное царство от мира сего не построишь. С любовью вообще всегда больше возни.

Бунт оборотней в Фергюсоне, конечно, будет жестко подавлен. Другого пути нет. Страна, которая построена на верховенстве закона, полна неразрешимых культурных, национальных, социальных противоречий. Она не может позволить себе милосердия. И ее можно понять.

Кстати, Фергюсон — это не только город, но и человек. Был такой философ Адам Фергюсон, написал в 1767 году труд под названием «Опыт истории гражданского общества». Почитать, что ли?