«У меня есть правило: раньше выстрела не падать»

Сейчас одна из главных проблем Дагестана, как и других северокавказских республик, – уход людей в ИГИЛ (запрещенная в России организация). Число жителей республики, ушедших в ИГИЛ, Абдулатипов помнит точно: 643 человека. Эксперты считают, что их может быть на порядок больше.

За последние месяцы в Дагестане сменились имамы минимум в пяти мечетях: в двух случаях из-за убийства главы мечети, в остальных либо из-за конфликта верующих разных течений в исламе, либо после проведенных силовиками обысков. В ноябре произошел конфликт вокруг салафитской мечети Ан-Надырия на ул. Котрова в Махачкале – муфтият сменил избранного имама и назначил своего, через какое-то время этот имам также был снят. Это был единственный вопрос, который Абдулатипов отказался комментировать.

При этом он признает, что именно стереотип, что в республике небезопасно, – причина, по которой инвестиции в экономику республики идут только от дагестанских бизнесменов.

– Одна из самых громких тем последних месяцев – протест дальнобойщиков против системы «Платон». Дагестан в числе лидеров по протестам. По данным СМИ, количество протестующих составило около 17 000 человек.

– Протестующих больше, потому что в Дагестане больше всего людей, имеющих большегрузные машины. Большинство из них – это работяги, которые возят в основном овощную продукцию. Но то, что мы увидели столь много протестующих, было результатом координации из других регионов – из Волгограда, Санкт-Петербурга, Москвы. Когда мы водителям говорили, что надо прекратить протестовать, они отвечали, что не могут подвести своих товарищей. Надо создавать для их работы нормальные условия.

– «Платон» же ухудшает условия. Вы сами поддерживаете его введение?

– Я не очень разобрался в работе этой системы. Если документ принят, значит, он проходил экспертную проверку. Может быть, не учли, что в разных регионах разная ситуация.

– Вы встречались с дальнобойщиками?

– Организованно – нет. Но у меня много знакомых среди них. Они ко мне домой приходили. Встречались и с председателем нашего правительства. Я поручал ежедневно с ними работать. Было много работы и с ГИБДД, чтобы наших дальнобойщиков не преследовали по дорогам, не брали взяток, чтобы уберечь их от такого рода поборов.

– Этот вопрос корректирует министр транспорта РФ Максим Соколов, мы с ним постоянно на связи. Поэтому я думаю, что мы договоримся и найдем общие подходы.

Зачистка чиновников

Интервью. Видео. Примечание «Сайт ведомости не дает ссылку для вставки видео»

– После вашего прихода многих чиновников, глав муниципалитетов стали сажать. Почему это происходит – вычищаете всех неугодных?

– Когда я приехал в Дагестан, там же было много «крутых», которые ездили в сопровождении пяти машин. Я их по одному пригласил домой и сказал, что знаю, чем они занимаются, чем обладают, и что я не собираюсь тратить время на борьбу с ними. И еще сказал, что я пришел в регион и теперь тут один хозяин, поэтому либо уезжайте из Дагестана, либо приводите все в порядок. Ни один не ответил отказом, многие выполнили свои обещания.

– Был скандал и с главой Пенсионного фонда – он был объявлен в международный розыск за финансирование терроризма, организацию убийства и покушения.

– К работе главы Пенсионного фонда и руководителя администрации Кизлярского района (Андрей Виноградов арестован по подозрению в убийствах и финансировании терроризма. – «Ведомости») у меня нет претензий. Обвинения, которые им вменяют, – это обвинения из 1990-х гг. Я к этому отношения не имею. Даже по [бывшему мэру Махачкалы Саиду] Амирову дела были заведены за несколько лет до моего прихода (Амиров в 2015 г. был приговорен к пожизненному заключению по обвинению в терроризме и убийстве – «Ведомости»).

Но я же пришел наводить порядок, и федеральный центр с меня это требует. Поэтому в какой-то степени затянувшийся процесс был ускорен. Самое главное – никогда не думать, что можно договориться с бандитом, его просто надо ставить на место и не иметь с ним никаких дел. Были десятки глав муниципалитетов, которые раздербанили целые районы. Одним из богатейших районов был Дербентский, когда-то там только на одном из заводов работало 500 человек. Сейчас этого завода нет. Поэтому мы и сменили более 80% глав районов и городов. А что значит снять главу района или города? По закону я на это не имею права, поэтому в каждом случае это целая спецоперация на полгода.

Я работаю на 100% порядочно и демократично, если человек реагирует нормально. Я к таким людям прихожу не по одному разу, разговариваю, я понимаю, что у них дома жена, дети, родственники. Такие вопросы надо решать в Дагестане аккуратно. В целом же дагестанцы очень активные, работоспособные, с коммерческой жилкой. Им просто надо создать условия, ведь годами не давали нормально работать. После прихода в республику я увидел, что в Дагестане весь бизнес – это бизнес руководства, глав районов. Теперь мы будем развивать средний и малый бизнес, а не бизнес тех, кто «крышует».

– Как сейчас происходит распределение должностей в правительстве республики с национальной точки зрения?

– Допустим, русских в республике около 5%, аварцев – 27%, нужно, чтобы такая доля была в разных структурах. Надо внимательнее относиться к людям. Вообще же я выбираю на 90% по профессиональному признаку, но даже при этом можно обеспечить гармонию при соблюдении критерия национальности. Самое главное ведь наладить партнерство. Я первым в России в 2003 г. написал монографию о русской нации и вручил эти 30 печатных листов президенту Владимиру Путину. Меня тогда все критиковали: русские и не русские. Сегодня есть Стратегия государственной национальной политики, которая построена на гражданском патриотизме, т. е. на российской нации. Любое цивилизованное сообщество в современном мире должно стать нацией. Иначе общество не сможет мобилизоваться.

– Вы не считаете, что после Крыма национализм стал считаться патриотизмом?

– Наоборот. Благодаря Крыму мы смогли многие национальные проблемы отложить, мы почувствовали себя гражданами единой страны. Сколько раньше было проблем с националистами! Сейчас они тоже есть, но их гораздо меньше. Сколько было проблем с кавказцами – теперь стало меньше. Мы развалили единую страну, и нам пришлось заново учиться вместе жить – уже в другом статусе, в другом государстве, при другой экономике и политике. Поэтому эти вещи надо очень глубоко осмыслить. У нас один выход – укреплять российскую нацию, максимум внимания уделяя русскому народу. Я с начала 1990-х гг. повторяю одну и ту же мысль – наше благополучие и безопасность в конечном итоге зависят от благополучия и безопасности русского народа.

– Почему после вашего прихода госдолг республики вырос с 8 млрд до 14 млрд руб.?

– Потому что мы активнее стали работать. Кто будет вкладывать деньги, если мы не даем гарантии? Этот долг в 14 млрд руб. полностью соответствует нашему бюджету. Другие регионы имеют по 150–200 млрд руб. долгов. Не иметь их тоже плохо, деньги должны быть в обороте. Мы имеем право набрать 14 млрд руб. и набрали их – и эти деньги работают.

– А на что именно были потрачены набранные республикой кредиты?

– Речь идет не о кредитах, полученных республикой, а о кредитовании конкретных хозяйствующих субъектов под гарантии республики. Прежде всего кредит получен ООО «Дагагрокомплекс». Там было сдано овощехранилище на 15 000 т, должны сдать на 60 000 т. Потом, есть предприятие «Мараби» – завод будет выпускать плитку для дорог, керамическую плитку. Также деньги пошли на создание парниковых хозяйств в защищенном грунте.

– Какие отрасли в республике больше всего отстают в развитии?

– Рыбная отрасль в плохом состоянии, поскольку порт находится в федеральной собственности и нам не позволяют заниматься рыбным хозяйством. Перерабатывающая отрасль в плохом состоянии. Мы говорим, что развиваем виноградарство, овощеводство, но сельхозпереработки нет. У нас в горных районах были десятки консервных заводов, все они оказались разрушенными. Потом, у нас же регион южный, швейный, трикотажный, раньше были десятки фабрик. Сейчас ничего этого нет. Мы должны были запускать завод с Турцией, но теперь этого не будет. Текстильную отрасль надо налаживать. Потому что сейчас Китай заполняет наш рынок. Нам надо быстрее развиваться.

– Вы имеете в виду компанию Yeshim Tekstil? Из-за конфликта со сбитым самолетом проект заморожен? На какой срок?

– Турецкая компания Yeshim Tekstil должна была запустить проект по созданию текстильного производства. Сумма инвестиций – $350 млн. Но не могут же всегда быть отношения плохие. Турки должны активизироваться с точки зрения дипломатической работы и смыть это грязное пятно с наших отношений. Это же они начали.

– А что развивается интенсивнее всего?

– Сельское хозяйство. Мы сформировали ряд направлений по активизации и аграрного производства, и промышленного. Рост промышленности ожидается в связи с реализацией программы импортозамещения. В аграрном секторе это, кстати, произошло в меньшей степени, хотя мы думали, что тут больше сработает. Мы могли бы поставлять еще больше овощей, чтобы заменить ими продукцию из разных стран, прежде всего из Турции. Около 10% российских овощей производит Дагестан, но, чтобы осуществить программу импортозамещения, необходимо капиталозамещение. Экономика чахнет от отсутствия инвестиций, банки закрылись – при таких условиях выйти из кризиса будет тяжело. Посмотрите опыт Китая, Западной Европы, США, которые в условиях кризиса насыщают экономику деньгами, без этого она не будет работать. Причем на Западе дают почти беспроцентные кредиты. Если бы у нас были кредиты хотя бы 5–7%, то мы бы за пять лет в 2–3 раза увеличили производство.

После развала Советского Союза в республике из-за войны в Чечне, агрессии международных террористов в Дагестане, нестабильности власти, экстремизма и терроризма произошло падение промышленности и сельскохозяйственного производства где-то на 70–75%. Многие отрасли, которые раньше были успешными, например рыбохозяйственный комплекс, фактически перестали существовать. Из 71 000 га виноградников осталось 19 000 га, из 65 000 га садов – 26 000 га. То есть произошло катастрофическое падение базовых для Дагестана отраслей.

– Какие-то предприятия и производства все же удалось сохранить?

– Да, те, где были нормальные директора. Например, директор Кизлярского электромеханического завода удержал и завод, и заказы, и сотрудников. Он создал свою систему подготовки кадров, искал заказы. Но в основном предприятия в глубоком кризисе. Благодаря наведению элементарного порядка нам удалось в течение двух с половиной лет по темпам развития, по индексу промышленности войти в первую пятерку регионов в стране, по темпам сбора налогов мы оказались на 4-м месте.

Обеление экономики

– Какая часть экономики республики работает в серой зоне, не платя налоги?

– Мы одни из немногих в России объявили программу обеления экономики – где-то 40–60% налоговой базы находилось в тени, она не была идентифицирована. Мало кто занимался формированием налоговой базы, а это работа прежде всего глав муниципальных образований. Они перестали заниматься экономикой. Была очень маленькая доля налогов по отношению к ВРП: если на Северном Кавказе – 13%, то в Дагестане это было 5%, а по России – больше 20%. Этот огромный разрыв уходил в теневую экономику. В рамках программы обеления экономики по каждому району был разработан ежемесячный план идентификации земельных участков, капитального строительства, навели порядок по учету транспорта. В итоге налоговая база возросла – и, соответственно, возросли налоги. В прошлом году мы в налоговую базу передали 41 000 земельных участков и 22 000 объектов капитального строительства, в этом году – 113 000 и 88 000 соответственно. Только за текущий год мы выявили более 5000 предпринимателей, которые осуществляли деятельность без регистрации, не состояли на налоговом учете. В целом у нас сохраняется положительная динамика поступления налогов. В 2014 г. мы получили налогов на 1 млрд руб. больше, чем в 2013 г. За истекший период этого года прирост – 1,6 млрд руб., или 6,9%. В итоге удалось понизить дотационность – например, Кизилюртовский район был на 70% дотационный, а сейчас – на 43%; эту зависимость главе района удалось снизить за два года. Зависимость от дотаций в республике меньше, чем это было три года назад.

– Вы сказали, что 41 000 земельных участков передали в налоговую базу. Раньше этим никто не занимался, что ли?

– Когда я приступил к руководству Дагестаном, ни один глава района или города вообще не занимался экономикой. Я вызываю главу района, спрашиваю, как идет идентификация земельных участков, а он отвечает, что работает 10 лет, а ни разу этого слова не слышал. В прошлом году мы идентифицировали 41 000 участков. После моего приезда в Махачкале сменилось три мэра, я у каждого спрашивал, сколько земельных участков в городе. Один говорил – 19 000, второй – 29 000. Оказалось – 105 000. А в налоговой базе числится всего 12 000. Надо просто навести элементарный порядок. Я, наверное, с таким интересом этим занимаюсь, потому что я не экономист, а философ – я ищу даже не деньги, я ищу смысл.

Вообще, проект по обелению экономики стал одним из самых успешных. Людям ведь не объясняли, что надо платить налоги, регистрировать жилье. Вот у нас сгорел аул в 20 домов в Цунтинском районе, но мы не можем выплатить людям компенсацию, потому что это село нигде не числится, собственность не оформлена, страховки нет. И в таком состоянии половина жилья в Дагестане.

– Что вы сделали с этим аулом?

– Собираем всем Дагестаном деньги. Я дал, сколько смог. Но куда можно предъявить документы, если дома нигде не зарегистрированы?

– Сколько денег недополучает от этого республика?

– Трудно сказать, какие потери, потому что надо проводить полный аудит, а это огромная работа. Есть целые села, которые не числятся ни в одном документе. Огромное количество этой собственности и земельных участков – работа по их идентификации ведется, но какие именно потери от этого, пока сказать сложно.

Федеральная поддержка

– Что еще нужно сделать для преодоления отставания региона?

– По поручению президента России правительство разработало постановление об опережающем развитии Дагестана. В августе этого года [премьер-министр] Дмитрий Медведев подписал программу о социально-экономическом развитии Республики Дагестан до 2025 г. Первоначально мы планировали направить на эту программу 200 млрд руб. на 10 лет, теперь речь идет о 70 млрд. При этом еще 65 млрд руб. мы будем привлекать сами.

Сегодня Минфин России предлагает уже и без того урезанные средства (70 млрд руб. из 200 млрд) сократить до 31 млрд руб. Я говорю: зачем вы внедряете кризисное сознание? 7 млрд в год – небольшие деньги, давайте сейчас по 3,5 млрд руб. в год, но сумму на 10 лет сохраните. Вдруг мы разбогатеем через пять лет?

Я всегда объясняю, что нам в Дагестане легче, потому что мы и не выходили из кризиса и он в какой-то степени работает на нас. Например, 20% российской баранины поставляет Дагестан. Вернее, как поставляет? Эти бараны, миллион голов в год, уходили не известно куда. Каждый день на рынке забивают значительное поголовье скота, но ни копейки налогов никто не платит. Я предложил: давайте создадим логистические центры, будем разделывать баранину, раскладывать по сортам, упаковывать и отправлять по торговым сетям. Президент идею поддержал, но все же это не уровень президента или премьер-министра. У одного нашего земляка в Дагестане есть большой логистический центр, который пустует, он его нам пообещал бесплатно. Мы обо всем договорились. Когда на месте посмотрели, оказалось, что центр кто-то «крышует» и туда вообще невозможно зайти.

– Что вы делаете в таких ситуациях? И вообще – в республике множество кланов, каждый друг друга покрывает, а с недовольными готовы воевать.

– С этими «товарищами» я справлюсь, потому что я каждого из них знаю. Мне бы с другими справиться, но я надеюсь, что справлюсь при поддержке президента и премьер-министра. Поддержка будет, вернее, она уже есть. Дербент был самым запущенным городом в России, весь в колдобинах и грязи, ни одной дороги. Но мы все сделали к его юбилею. Медведев приезжал, сказал, что видит, как деньги были использованы. Нам из федерального бюджета дали 1,2 млрд руб., еще 1,4 млрд руб. привлекли внебюджетных средств.

– А кто эти «другие»?

– Там очень разные люди – из разных сфер, кто-то «крышует», кто-то находится на должностях и держит какие-то предприятия без учета. Главным образом я борюсь с этим за счет того, что не создаю своего клана. Мои дети не занимаются бизнесом, мои братья и сестры не занимаются бизнесом.

– Насколько сейчас проблема криминалитета в республике остра?

– Из-за позиции республиканских властей многие уехали, некоторые затаились, хотя в любой момент они могут попытаться восстановить свои права. Но правоохранительные органы ведут активную работу, и сегодня у нас уровень преступности в 3 раза меньше, чем в среднем по России. Следственный комитет, МВД, ФСБ, прокуратура работают сейчас качественно по-другому: большинство из руководителей мне удалось сменить, а те, кто остался, работают по-новому.

– А 65 млрд руб., которые вы должны привлечь в республику, где возьмете?

– Сколько бы мы ни говорили о том, что создали благоприятный инвестиционный климат и что у нас уже полтора года нет терактов, а уровень преступности в 3,2 раза ниже, чем в среднем по России, стереотипы сохраняются, и вряд ли кто-то со стороны будет инвестировать. Сулейман Керимов вместе с Внешэкономбанком сдали крупный стекольный завод. Абдулджелил Абдулкеримов готовит к сдаче крупную птицефабрику «АПК – проект «Экопродукт». Вместе с Внешэкономбанком мы создали инвестиционную площадку «Уйташ», привлекаем туда четыре инвестиционных проекта. Самый крупный аграрный проект на Северном Кавказе – «Дагагрокомплекс» создан на кредит Россельхозбанка, где-то 5 млрд руб.

– В итоге всех принимаемых мер хоть что-то поменялось?

– В прошлом году индекс промпроизводства составил 105%, сельхозпродукции – 105%, инвестиции в основной капитал – 107%, строительство – 106%, розничная торговля – 104%, среднемесячная начисленная зарплата – 105%. По основным показателям планы выполняются, но нас это не удовлетворяет на фоне того падения, которое было. Я ставлю задачу, чтобы в перспективе Дагестан был не дотационным регионом. Я с самого начала президенту и премьер-министру страны говорил, что модель развития за счет «кормежки» надо прекращать. Ваши читатели и наши друзья из Москвы, наверное, думают: сколько уже можно кормить этот Дагестан? Хотя уже 20 лет по уровню бюджетной обеспеченности Дагестан занимает последнее место в России.

Я подготовил письмо президенту, в котором сообщал, что ряд предприятий, находящихся в федеральной собственности, работают менее эффективно, чем другие. В республиканской собственности мы наводим порядок, а в федеральной – некому. Президент нас поддержал, дал поручение провести аудит всей этой собственности, чтобы увеличить поступление налогов в казну. Например, у нас запасы нефти – 509 млн т, природного газа – 877 млрд куб. м. При этом мы весь бензин покупаем, 85% газа покупаем. Мы сидим на богатствах, а получается, что федеральные власти и акционеры, как говорится, «и сам не ам, и другим не дам». В годы СССР в Дагестане добывалось 2,4 млн т нефти, сегодня – 167 000 т. И почему-то никого не интересует, почему так мало. Рядом Азербайджан за 20 лет увеличивает уровень добычи нефти в 5 раз. По этому вопросу я тоже обратился к президенту. Или морской торговый порт, который тоже находится в федеральной собственности. Он под окном моего кабинета. Доверьте мне им управлять, я же вижу, что там делается. Нет, он находится в федеральной собственности, и его оборот – до 5 млн т в год. А мы можем обеспечить 11 млн т в год. Или сами нормально управляйте.

На днях, когда я был у Дмитрия Медведева и сообщил о ситуации с федеральной собственностью, он сказал, что надо наводить порядок. Вот я говорю: рыбу отдайте, ведь не известно, кто ею управляет. Оставьте осетрину себе, икру оставьте, отдайте нам кильку в томатном соусе. Если бы мне дали право на добычу рыбы, мы бы в течение года поймали 10 000 т кильки и получили бы за это 500 млн руб. Но мы этого не можем сделать, потому что порт не в собственности Дагестана. Я иногда смотрю из окна своего кабинета на Каспийское море и думаю: что оно вообще здесь делает, если нам не дают хозяйствовать? Президент относится с пониманием к этой ситуации, премьер-министр тоже.

– А с этими, как вы говорите, «стереотипами», из-за которых не приходят инвесторы, что делать?

– Я пытаюсь с этим бороться – я себя не переоцениваю. Меня многие люди знают: я работал в правительстве, в парламенте России. За счет раскрутки Дербента нам на 50% удалось уменьшить негативные стереотипы. Президент еще на два года продлил юбилей, мы его вытянем на хороший уровень. Это действительно имиджевый проект. Экономика не может развиваться без культуры. Философ Вебер сказал: «При самом глубоком анализе экономики я прихожу к выводу, что в конечном итоге все зависит от культуры».

Россия и терроризм

– Силовики объявили, что российский самолет в Египте потерпел крушение в результате теракта. Что вы думаете об участии России в сирийском конфликте? Должна ли Россия присоединиться к широкой коалиции?

– Когда произошла трагедия и еще не было известно, был ли это теракт, ИГИЛ (запрещенная в России организация. – «Ведомости») сразу заявило о своей причастности, поскольку это работает на его имидж. Нужно очень осторожно освещать подобные события. Если же говорить про коалицию, то нам просто не к кому присоединяться. Я встречался с Саддамом Хусейном и напомню, что при всем его «своеобразии» в Ираке была стабильность. А что там теперь? Из спокойного государства Ирак превратился в один из центров международного терроризма. Я не присоединяюсь к тем, кто всю вину перекладывает на США. Но я хорошо знал Хафеза Асада и знаком с Башаром Асадом, хорошо знаю Сирию, там живет много дагестанцев. Пришли американцы с союзниками, и мусульмане начали убивать друг друга. Я считаю, что это крупнейшая акция, направленная против мусульманских стран, против ислама. Боясь усиления ислама, устраивают террористические акты, чтобы показать, какие мусульмане, что их надо уничтожать. Россия не хочет включаться в эту «стратегию». Россия и Путин – единственные, кто поддержал мусульманские страны. Россия фактически спасла Иран от агрессии, сегодня спасает Сирию. Поэтому нужен международный антитеррористический интернационал. Нужно отложить все религиозные, национальные, экономические, политические вопросы на второй план и заняться тем, к чему призывает президент России. Он поддерживает Башара Асада, потому что терроризм побеждает там, где уничтожается государство. Он за сохранение Асада как носителя сирийской государственности.

Турки этого, конечно, не одобрят, но посмотрите, кто наиболее последовательно борется против террористов? Курды, как ни парадоксально. Какая сегодня главная задача? Когда началась война в Чечне, я каждый день объяснял, что она не на окраине России, а в самом центре и завтра придет в каждый дом. А многие говорили, что Чечню надо отгородить колючей проволокой. Но в современном мире нельзя отгородиться от кризисов и террористов. Поэтому главная задача – объединиться. Я сейчас пишу статью, в которой провожу параллель с открытием второго фронта во Второй мировой войне. Второй фронт тогда был открыт, когда союзники увидели, что Сталин и без них войдет в Берлин. А сколько человек было убито за этот период из-за отсутствия второго фронта? Сейчас тоже идут разговоры о втором фронте. Россия и другие страны предпринимают определенные усилия, но совместной борьбы нет.

– Сколько человек из Дагестана уехало в ИГИЛ?

– 643 человека.

– Как вы их отслеживаете? Есть ли какая-то профилактика и реабилитация?

– Профилактика есть. В каждом районе работает антитеррористическая комиссия. В каждой мечети, в каждой администрации поручено проводить беседы, контактировать со всеми, кто находится в кризисной зоне, кто имел какое-либо отношение к боевикам, кто хоть как-то не обустроен или чем-то недоволен. Со всеми должна проводиться работа. Если выпускник школы стал террористом, то директору школы нечего там делать. Мы подписали соглашения с некоторыми селами, которые целиком берут на себя ответственность за местных жителей. В этом году 67 человек вернулись из лесов. Есть те, кто возвращается, но мы об этом не говорим, потому что люди не хотят этого, они боятся. Например, есть родители, которые отреклись от своих детей. Мы не можем говорить об этом открыто, но отслеживаем каждый случай.

– Как это происходит?

– Для этого есть спецслужбы. Кроме того, если человек приходит в свою общину, то она сразу берет его на контроль. На заседании Национального антитеррористического комитета я предложил лишать паспортов тех людей, которые уезжают воевать с террористами, чтобы они были лишены возможности куда-либо перемещаться. Мы должны принимать кардинальные меры по борьбе с этими людьми.

– Рамзан Кадыров предлагал сжигать дома родственников.

– Рамзан Кадыров тоже, наверное, не от хорошей жизни это предлагал. Он же столкнулся с людьми, которыми эта республика была уничтожена. Мы ведем переговоры, все необходимое разъясняем родственникам. Правоохранительные органы работают с последствиями, а мы – над тем, чтобы эти последствия предупреждать.

– А реабилитация существует?

– Она есть в отношении тех экстремистов и членов террористического подполья, которые еще остались в Дагестане. Их не очень много, но такая работа ведется. Самое главное, чего нам удалось достигнуть в последние годы, – чтобы представители суфийской и салафитской общины не воевали друг с другом, ходили в одну мечеть и были в рамках одной религии.

– Сами ничего не боитесь?

– Нормальный человек не может совсем ничего не бояться. Меня однажды спросили, не боюсь ли я, что меня убьют. Тогда я просто ответил, что у меня есть правило: раньше выстрела не падать. Сегодня то же самое, хотя меня пугают, пишут всякие гадости. У меня жена, она русская по национальности, часто вспоминает нашу пословицу: «Сел на ишака – один позор, слез посередине дороги – два позора».